Глава 8. Патриарх

8.1. На стороне кайзера

Даже после провала миссии князя Ангальтского в Пассау (во время осады Вены турками) Фридрих Вильгельм не переставал поддерживать постоянную связь с императорским двором. Война с турками продолжалась, и кайзер был вынужден добиваться вооруженной помощи, прежде всего, от князей империи. Другие члены Священной Лиги, созданной под протекторатом папы, - Польша и Венеция - не могли поставить достаточного для этого количества солдат.

Рассчитывать на бранденбургские войска, чья боеспособность оценивалась весьма высоко, кайзер мог только в случае достаточно щедрого удовлетворения денежных и территориальных запросов Фридриха Вильгельма. Это наглядно показали неудавшиеся переговоры 1683 г. Однако возвращать герцогство Егерндорф, отобранное у двоюродного деда Фридриха Вильгельма в начале Тридцатилетней войны, равно как и признавать вновь предъявляемое им наследственное право на другие силезские герцогства, кайзер не имел ни малейшего желания. Все же, когда осенью 1684 г. курфюрст сам предложил ему для войны в Юго-Восточной Европе сильный экспедиционный корпус, кайзер послал в Берлин для переговоров своего нового представителя барона фон Фридага. Кайзер Леопольд хотел, по меньшей мере, освободить от турок всю Венгрию.

Когда Фридаг начал переговоры, он наткнулся на прежние требования силезских герцогств. Советники кайзера не без оснований полагали, что эти требования курфюрст выдвигает по настоянию своей супруги; Доротея хотела обеспечить своих детей от второго брака собственными герцогствами. Выделить таковые в пределах существовавших на то время границ Бранденбург-Прусского государства не представлялось возможным вследствие жесткого сопротивления курпринца Фридриха.

Венские советники полагали, что Фридрих Вильгельм долго не проживет и потому не следует идти ему на особые уступки. "Еr thue sich beeden theilen verkaufen, aber keinem extradieren" ("Он вроде бы продает себя и тем и этим, но не отдается никому"). От его наследника можно будет гораздо легче добиться проведения принципиально дружественной по отношению к кайзеру политики. Их раздражение непостоянством Фридриха Вильгельма, склоняющегося то к Вене, то к Версалю, было столь велико, что выражения, которыми они пользовались между собой для характеристики его поведения, да и его самого, были самыми "недипломатичными"; они даже не отваживались знакомить с ними кайзера.

И все же к исходу 1685 г. произошло многообещающее сближение позиций. Уже к середине года, дезинформировав курфюрста, Фридаг и курпринц договорились отложить решение силезской проблемы на более позднее время. Это привело к тому, что имперский двор даже заниженные требования курфюрста встретил, казалось, непреодолимым сопротивлением. Фридрих Вильгельм хотел уже отказаться от силезских герцогств, когда ему был обещан силезский округ Швибус, где жили преимущественно протестанты. Очевидно, этот округ предполагалось объединить с "герцогством Кроссен" для "самостоятельного владения" им одним из последних сыновей Доротеи.

Когда советники кайзера отказались дать свое согласие, и уже далеко продвинутым переговорам грозил срыв, курпринц и посланник Фридаг вместе с князем Ангальтским пришли к давно уже обговоренному решению: в начале марта 1686 г. испытывающий денежные затруднения курпринц в сторого секретном договоре за предоставленные ему 10 000 дукатов обязался после смерти своего отца вернуть кайзеру уже формально отданный им округ Швибус!... Вскоре после этого между Бранденбургом и Австрией был заключен оборонительный союз. Общественность, и в особенности Франция, знать о нем были не должны. Поэтому были заключены несколько мнимых договоров, которые должны были ввести в заблуждение даже советников курфюрста, в том числе и профранцузски настроенного Мейндерса. Соглядатай Людовика Ребенак мог только догадываться о том, что здесь затевается что-то, противоречащее содержанию договоров Фридриха Вильгельма с его господином, однако что именно, он так и не узнал. А что бы сказал Людовик XIV об обязательстве Бранденбурга оказать кайзеру вооруженную помощь в случае, если французские войска предпримут оккупацию пфальцских территорий?

Однако к открытому разрыву с Францией Бранденбуржец еще не был готов. Содержание своей по-прежнему большой армии обходилось ему слишком дорого, чтобы он мог отказаться от французских субсидий. Кайзер был согласен платить ему ежегодно 100 000 гульденов (около 66 000 талеров) в мирное время и 100 000 талеров в случае войны. Особые субсидии были оговорены на финансирование бранденбургского вспомогательного корпуса, который летом 1686 г. отправился в Венгрию. (Об этом последнем при жизни Фридриха Вильгельма военном походе будет подробней рассказано в следующем разделе).

Для того чтобы отвлечь жадного до новых территориальных приобретений курфюрста от Силезии, венские советники выбрали еще одно средство: они предложили передать ему долговое обязательство на один из районов Восточной Фрисландии. Тем самым для Бранденбурга могла появиться возможность получить выход к Северному морю. Такая перспектива могла показаться мечтающему о колониальной торговле курфюрсту очень заманчивой. Однако до осуществления этого приобретения нужно было (к величайшей досаде Фридриха Вильгельма) еще ждать и ждать.

В дни заключения этих обстоятельных секретных договоренностей мысли курфюрста в огромной степени определялись его "имперско-патриотическими" чувствами. Об этом можно судить по плану большой войны против Франции. Считается, что этот план был собственноручно написан курфюрстом, который вообще-то не очень охотно брался за перо сам. В этом документе предлагалось "после заключения мира с турками помешать далеко идущим планам Франции и умерить ее аппетит к дальнейшим завоеваниям в рейхе, да и где бы то ни было еще, оказав ей всемерное сопротивление и нанеся по-настоящему действенный удар". Кайзер, имперские сословия, Испания и Нидерланды должны собрать войско числом до 200 000 человек. Для нападения на Лотарингию и Бургундию должны быть сформированы три армии, тогда как Бранденбург и Нидерланды под водительством Вильгельма Оранского "проложат прямой путь к Парижу" и тем самым смогут решить исход войны.

Чтобы сопротивление населения не помешало наступлению на Париж, как это было в конце Тридцатилетней войны, когда потерпело крах аналогичное наступление имперского генерала Галласа, необходимо обеспечить безупречное поведение и строжайшую дисциплину солдат; "поскольку мне известно, что там римо-католиков больше, чем евангелистов, нужно требовать избавления их от тирании, которой они сейчас подвергаются; тогда они охотнее будут снабжать нас продовольствием, да и деньгами".

С политической и военной точки зрения весь этот план был столь же нереалистичен, как и ожидание того, что внутриполитические противники короля-солнца будут приветствовать наступающих на Париж немцев и голландцев как освободителей. Однако план этот был настолько проработан в деталях и составлен со столь явным и узнаваемым тщанием, что он представляет особый интерес как биографический документ. В своих последних мечтаниях состарившийся и больной "Грозный курфюрст" (Gewitterkopf) видел себя не содержанкой Франции и не просто союзником кайзера, но видным членом победоносной новообразованной "евангелистской партии" Европы, бесспорным лидером которой был признан Вильгельм Оранский. Бывшему сопернику, Швеции, отводилась второстепенная роль -- держать под угрозой войны Данию и Польшу, которые скорее всего могли оказаться на содержании у Франции.

Несмотря на "уничтожительный план войны" против Франции после победоносного окончания войны с турками, на заседаниях рейхстага в Регенсбурге посланник Фридриха Вильгельма неуклонно выступал в интересах Франции, а именно за поддержание мира. Этим посланником был Фридрих фон Йена, который был так мало информирован о новом курсе своего господина, что весной 1687 г. чересчур рьяно поддержал дружественную по отношению к Франции инициативу представителей Майнцского и Кельнского курфюршеств. Фридрих Вильгельм поспешил одернуть посланника, объявив о его отзыве с рейхстага. Однако последовавшая раздраженная реакция Франции и энергичное отстаивание своей позиции самим Йеной привели к тому, что ему было позволено оставаться в Регенсбурге еще несколько месяцев и тем самым "сохранить свое лицо".

Наряду с этим, главным театром дипломатической войны, где Австрия и Франция непосредственно противостояли друг другу, Фридрих Вильгельм в последние годы своей жизни должен был не упускать из виду и еще один, хотя и второстепенный, но также важный для него. Это направление его политики можно охарактеризовать двумя географическими понятиями: "Готторп" и "Гамбург". Здесь он также с успехом практиковал политику балансирования, так как борьба между Данией, вельфскими герцогами и Швецией за расширение своего влияния на Ютландию и неоднократные нападения на Свободный Имперский город Гамбург существенно затрагивали сферу интересов Бранденбурга

В 1684 г. Дания оккупировала районы принадлежавшие герцогу Готторпскому в Шлезвиге; Швеция и Вельфы намеревались помочь Готторпу вернуть утерянное. За Данией стояла Франция; Шведы и Вельфы могли рассчитывать на поддержку Нидерландов и кайзера. На стороне Готторпа стоял и Фридрих Вильгельм, но он, с одной стороны, хотел избежать войны между великими державами, а с другой - для него было крайне нежелательно усиление Швеции в случае ее весьма вероятной победы над Данией. После долгих и попеременных демаршей, в которые был втянут и Гамбург, король Дании Кристиан V вдруг появился у стен этого Свободного Имперского Города с войском и артиллерией. Он хотел захватить его подобно тому, как незадолго до этого Франция захватила Свободный Имперский Город Страсбург.

Но тут Фридрих Вильгельм вмешался самым энергичным образом. Ошеломляюще быстрый марш его армии к стенам Гамбурга заставил датчан, напрасно ожидавших помощи Франции, перенести свои претензии за стол мирных переговоров. Status quo был восстановлен. Правда, Готторпский вопрос оставался нерешенным вплоть до смерти курфюрста.

После освобождения Гамбурга гордый его избавитель повелел отчеканить памятную медаль с изображением двух городов: Гамбурга и Офена (Буды). Над изображением Гамбурга была надпись по латыни: "Это мы защитили". Над изображением Офена также по латыни было написано: "Это мы захватили". Теперь настало однако время рассказать о Венгерском боевом походе, который закончился штурмом Офена.

8.2. Поход в Венгрию

С 1683 г. имперские войска в Венгрии нанесли туркам ряд тяжелых поражений. Однако летом 1686 г. при осаде Офена (ныне правобережная часть Будапешта), где находилась резиденция турецкого паши, им пришлось столкнуться с немалыми трудностями. Взять город без свежих подкреплений не представлялось возможным; войско вельфских герцогов, понеся огромные потери, причем не столько на полях сражений, сколько от болезней и дезертирства, поздней осенью 1685 г. вернулось к себе на родину. Новый поход весной не состоялся, так как Вельфам показалась недостаточной финансовая компенсация со стороны кайзера. В то время, как Эрнст Август наживался на продаже своих солдат Венецианской республике, Фридрих Вильгельм фон Бранденбург еще в декабре обязался послать в Венгрию корпус численностью не менее 7000 человек.

В конце апреля этот корпус стоял у Кроссена на Одере (Кросно-Оджаньске) готовый к выступлению. Курфюрст лично прибыл попрощаться с тщательно отобранными солдатами, которым предстояло подтвердить славу бранденбургского воинства, и напутствовал их на ратные подвиги. Прощание происходило в обстановке пышной церемонии. Командование корпусом принял на себя генерал Ганс Адам фон Шенинг, который с 1681 г. был заместителем Деффлингера и ответственным по части муштры.

Столь многообещающая поддержка политики кайзера вызвала большое недовольство Людовика XIV. Между его "постоянным представителем" в Берлине Ребенаком и Фридрихом Вильгельмом часто происходили бурные объяснения, причем масла в огонь подливали как проблема гугенотов, так и французские предмостные укрепления на правом берегу Рейна.

Впрочем, Ребенак надеялся на то, что в ходе Венгерского похода в отношениях между кайзером и курфюрстом возникнут осложнения, которые можно будет использовать. Для того, чтобы быть в курсе дел, он договорился с генералом Шенингом о поддержании с ним постоянной переписки, за что выплачивал ему небольшую пенсию. Однако поначалу никаких разногласий, на которые надеялся Ребенак, не возникало.

Посланник кайзера барон Фридаг сообщал в Вену о своих впечатлениях от церемонии в Кроссене: "Более ладных и бравых солдат трудно сыскать; ни к одному из них не придерешься, не то чтобы кого-то отбраковать". Курфюрст со своей стороны предусмотрительно постарался внушить имперским организаторам похода, "что следует обеспечить не только безопасность пути прохождения нашей армии без ущерба для ее имущества и вооружения, но и снабжение ее провиантом, чтобы она, не испытывая никаких лишений, берегов Дуная благополучно достигла".

Как в действительности проходил этот поход, описано одним из его участников -- столь выразительно, что это единственное описание солдатской жизни того времени глазами простого человека стоит того, чтобы воспроизвести его здесь, хотя бы частично. В истории автобиографических произведений его автор, выходец из Галле, парикмахер и фельдшер Иоганн Дитц, занимает весьма почетное место. И то, что он написал воспоминания о своей жизни лишь в возрасте 70 лет, т. е. спустя полвека после венгерского похода, нисколько не умаляет документальную ценность этих мемуаров.

Сперва строгие требования отбора чуть было не помешали его зачислению в элитные войска. Дитц рассказывает об этом так:

Вскоре мы в присутствии курфюрста проходили муштру в Берлине. Однако, когда дело дошло до меня и генерал, который имел обыкновение изрыгать самую непотребную ругань (вся его семья, включая детей, была истреблена или развеяна как мякина на ветру), увидел меня, в этот момент пошел дождь. Волосы мои, обычно ухоженные и красиво завитые, свисали с моей головы как крысиные хвостики, и сам я выглядел совершенно замерзшим и несчастным... Генерал грубым голосом погнал меня, прокричав: "Тебя еще кой черт сюда занес? С тобой великих дел не свершить. Вон отсюда!" -- Тогда медик и полковой хирург, которые меня осматривали, заступились за меня и сказали: "Ваше превосходительство, он, хотя и молод еще, но, думаем, выдержит". -- После этого я должен был подойти, чтобы мое имя было занесено в список. И мы получили деньги...

Маршрут проходил через Франкфурт и Кроссен. Дотуда нас сопровождал курфюрст, который был большим любителем солдат, хотя и на свой манер. Были поставлены палатки, и на три дня разбит формальный лагерь. Пиво и воду в этом городке люди и скот выхлебали до основания; достать что-либо на месте было невозможно, и мы были вынуждены привозить питье издалека. Наконец трубы протрубили 'в поход' и из орудий были произведены прощальные залпы.

Наш добросердечный курфюрст, как подобает мужественному герою, выехал перед строем и растроганно, даже со слезами на глазах, попрощался с нами, сказав: "Ну, дети мои, отправляйтесь с Богом! Не всех из вас мне доведется увидеть снова!" -- Так оно и случилось: ведь из 12 тысяч человек, не считая женщин, детей, слуг и свободных людей, не вернулись домой и три тысячи.

Приведенные здесь потери кажутся несколько преувеличенными, особенно, если сравнить их с потерями ганноверцев, нанятых на деньги Венеции для войны против турок в Южной Греции. Если по оценке Дитца потери бранденбуржцев составили более 75%, то у ганноверцев по официальным данным они не превысили и 50%, а ведь они сражались в гораздо более тяжелых условиях.

Интересно упоминание о сопутствующем обозе "сопровождения"; наемники нуждались в том, чтобы кто-то заботился об их пожитках и трофеях и охранял их во время учений и тем более сражений. Ведь то, что не охранялось, легко могло быть украдено. Сопровождавшие солдат жены и "девицы" стирали белье, готовили, ухаживали за больными и ранеными, поскольку общественного санитарного персонала не хватало. Наряду с "настоящими" врачами (т. е. специалистами по внутренней медицине) были "специалисты по ранам", т. е. фельдшеры вроде Дитца, которые одновременно исполняли обязанности парикмахеров и рассматривались как ремесленники. В качестве зубных врачей использовались "зубодеры", которые в мирное время практиковали на ярмарках, перемещаясь от одной к другой.

На территории Бранденбургской марки, корпус Шенинга снабжался обычным путем, получая продукты от населения тех мест, через которые он проходил. Лишь те, кто имел от курфюрста специальные охранные грамоты, предоставляющие им привилегии (дворянство и богатые горожане), освобождались от денежных и продовольственных поборов. По другую сторону бранденбургской границы обязанности по обеспечению корпуса продовольствием брал на себя кайзер. Однако уже в Польше бранденбургское воинство ожидали проблемы со снабжением.

"Далее наш путь пролегал через Польшу, крестьяне которой скрывались при нашем появлении. В деревнях оставались лишь несколько глухих или слепых или уже совсем дряхлых старух. Добро свое они прятали в земле, в глубоких ямах, прикрытых соломой или еще как-то. Некоторые схроны с большими припасами мы находили и съедали, равно как и скотину, которую удавалось обнаружить и зарезать. Затем снова приходилось терпеть нужду и голод".

Потом маршрут проходил по Силезии через Бреслау (Вроцлав) и Троппау (Опава) и далее, в Моравию, а оттуда через Карпаты к Дунаю, который они форсировали у Грана (Эстергом). В пути Дитц, как и многие другие его товарищи, тяжело заболел. При этом ему с большим трудом удалось отвергнуть попытки ксендзов обратить его "перед возможной смертью" в католичество. Его товарищи тащили его а собой много миль. В Венгрии снова были "и вино, и мед", однако бедствия, которым подверглись ее жители из-за боевых маршей, проходивших через эту страну, были ужасны -- они были вполне сравнимы с теми, которые испытали немцы во время Тридцатилетней войны. Почти половина населения была истреблена. На одном из маршей на протяжении около 50 км. не было встречено ни одного города, ни одной деревни. "Однако часто попадались группы или семьи людей, подобно дикарям жившие в землянках и промышлявшие охотой и рыбной ловлей, как какие-нибудь татары; а мясо они ели сырым и полугнилым. То же можно сказать и о цыганах".

Цыгане в количестве нескольких тысяч собрались в одном укрепленном лагере. Они вербовались как в турецкую, так и в имперскую армии. Между собой у них царила строжайшая дисциплина. Когда у бранденбуржцев дохли лошади, то цыгане мигом разделывали их и съедали. Вся страна кишела дикими собаками, бежавшими из разоренных городов и сел. Они набрасывались на скот и людей, как дикие волки, и часто раскапывали мертвецов из могил на полях сражений и кладбищах и пожирали их.

У Офена (Буды) брандебургский корпус соединился с имперскими и баварскими войсками, которые до этого долгое время осаждали город, не достигая при этом особых успехов. У выздоровевшего к этому времени и ставшего фельдшером Дитца стало много работы, ибо бранденбуржцы заняли траншеи на передней линии и подвергались интенсивному обстрелу турецких орудий. "Боже мой, каких только криков, стонов и жалоб от раненых самых разных наций мне ни пришлось наслушаться! У одних были оторваны руки, у других - ноги; у третьих не хватало полголовы: вся челюсть была снесена, и язык свисал наружу. Когда в таком состоянии их вносили в санитарную палатку и они жалобно кричали: "Ах! убейте меня! Да заколите же меня насмерть!", -- я думал: "Господи, да что же это тут творится!", и говорил себе: "Ну что бы тебе остаться дома, ведь тебя отец предупреждал!" -- И снова крики со всех сторон: "Сюда! на перевязку!" или: "Чтоб тебя самого пристрелили!" -- Некоторых из нас такая участь и в самом деле постигла".

22 июня 1686 г. в городе взорвался склад с боеприпасами. Забегая вперед, скажем, что через год при осаде венецианцами Афин, где Акрополь защищали последние 600 турецких солдат, аналогичным образом был разрушен знаменитый храм древних греков Парфенон. Но если защитники Акрополя сразу после этого сдались, то здесь было по-иному. Дитц под Офеном пережил нечто вроде конца света, когда "часть стены длиною около 30 локтей вздыбилась и взлетела на воздух вместе с пятью сотнями людей... Повсюду вокруг воздух стал черным, и в нем летели камни, земля и люди. Я в тот момент находился на дежурстве у водовзводной башни (Wasserstadt-Mauer), к которой для безопасности были прислонены мощные деревянные брусья. И мне подумалось: не иначе как небо вместе с землей куда-то проваливаются. Я вместе с другими спрятался под брусья, и в течение получаса не было видно ничего, кроме пыли, мусора, камней и пара. И было неизвестно, что случилось, хотя неимоверные вопли турок в городе могли о чем-то говорить.

Было самое время для штурма, и мы могли завладеть крепостью в один момент, но вместо этого провели под ее стенами еще шесть недель, потеряли много народа и представили наших солдат в постыдном свете. И все потому, что генералы не смогли найти общий язык с герцогом Лотарингским, который был главнокомандующим нашей армии".

Ставшие печально известными бесконечные дискуссии в имперском военном совете привели к тому, что благоприятный для штурма момент был упущен, и турки заделали брешь в крепостной стене. Они даже предприняли несколько вылазок, которые, однако, были успешно отбиты. Требования немедленной сдачи лишь укрепили боевой дух защитников крепости. Дитц упоминает о том, что "они вместе с теми французами, которые находились в крепости, принимали все новые меры и применяли все новые военные хитрости", бросая на осаждавших "серу, порох и всякие нечистоты и проливая на них кипящую смолу. При этом в защите крепостных стен принимали участие и женщины с вилами. Часто наши солдаты, объятые огнем, вынуждены были сбрасывать с себя одежду и, обнаженными, почерневшими от огня бросаться в протекавший рядом Дунай".

То, что туркам в крепости помогали французы, представляется вполне возможным. "Наихристианнейший король" Людовик XIV в конце концов действительно вступил в союз с турецким "антихристом". Тот факт, что столь сильно подчеркивавшийся вопрос религии играл очень и очень незначительную роль, подтверждается и поведением многих венгров, ставших протестантами. Они довольно неплохо поладили с турками и не очень то стремились сменить "турецкое иго" на габсбургское с его насильственным обращением в "истинную веру". Недовольные венгры еще несколько десятилетий после своего "освобождения" вели упорную борьбу за свою национальную независимость. Однако вернемся к защите Офена, которая была все-таки исключительно делом турок.

После отражения атаки турецкого войска, прибывшего на подмогу к осажденным, 2 сентября был наконец предпринят генеральный штурм. Дитц пишет: "Как только прозвучали первые орудийные залпы, все пришло в движение; все устремились вперед и вперед с пушками, гранатами, камнеметами; начались сперва стрельба, а затем и рубка. Даже турецкие женщины и евреи, которых было много в городе, отчаянно защищали проделанные в стене бреши; убитые, громоздясь друг на друга, образовывали стену высотой до двух локтей. однако все было напрасно. Они сами могли убедиться: как бы они ни бились, как бы ни кричали, город был взят".

Сразу же вслед за этим по тогдашнему обыкновению началась резня его обитателей. "Не щадились даже еще не рожденные дети, находящиеся в утробе матери. Все, кто попадался солдатам на глаза, подлежали смерти. Спустившись с холма и проникнув через брешь в город, я видел собственными глазами женщин, лежавших там -- кто с разряженным пистолетом, кто с обнаженной саблей. Видел и совсем обнаженные тела беременных женщин, животы которых были проколоты насквозь, или, что меня особенно поразило, - распороты так, что плод вываливался наружу. Видел и тела детей в возрасте от одного до двух лет, пронзенные насквозь и заброшенные на стену! Я удивляюсь, как могло случиться, что люди бывают более жестокими друг к другу, чем дикие звери... Те, кто не был убит в этом ужасе, или спрятан евреями или христианами, отступили к замку, который они удерживали и мужественно защищали в течение двух дней, пока им не пришлось капитулировать и сдаться в плен".

Между тем город был основательно разграблен. Фельдшер Иоганн Дитц принял в этом посильное участие. Он, как и многие его товарищи (и не в последнюю очередь офицеры), отправился в этот опасный поход прежде всего в надежде на богатые трофеи. Он рассказывает: "Я не успел пограбить в городе и получаса, как он был весь объят огнем; я не знаю, турки ли его подожгли, или христиане, но жаль, очень жаль, что прекрасный город и ценные трофеи, собранные здесь со всей страны на хранение, были столь позорным образом сожжены! Когда я проходил рядом с одним подвалом, над которым бушевал огонь, ко мне подошла пожилая женщина с двумя очаровательными дочерьми и, обняв по их обычаю мои ноги и плача, просила на своем языке, которого я не понимал, пощадить и защитить девушек. Я оглядел их; они были очень хороши и выглядели вполне созревшими. Одной было лет двенадцать, другой - около восемнадцати. Когда я показал им, что следует держаться за мой камзол, они послушались и прошли со мной через брешь в лагерь.

Я долго думал, что мне с ними делать, но планы мои не пригодились: как только я привел их в мою палатку и предложил им еду и питье (а они отказывались), генералу Шенингу стало известно, что у меня находятся две красивые турчанки. Мне был передан приказ немедленно отправить их к нему, под его защиту. Я был вынужден подчиниться, и мои прекрасные трофеи были утрачены. Они вместе с другими знатными турками и богатыми евреями были отправлены в Берлин, но все-таки я снова увиделся с ними, так как в качестве фельдшера должен был сопровождать и лечить их в дороге. Впоследствии они крестились и очень удачно вышли замуж".

От преследования бежавших турок вскоре пришлось отказаться, так как приближалась зима и снабжение войск становилось все более трудным делом. Умерших лошадей пришлось заменить рабочими волами, чтобы вывезти свою и трофейную артиллерию (в числе последней попадались и старые бранденбургские пушки!) Курфюрст Фридрих Вильгельм охотно оставил бы свои войска на зимние квартиры в Венгрии, но имперские советники отклонили это предложение, сославшись на голод в стране. Бранденбургский корпус должен был возвращаться домой той же дорогой, по которой он прибыл в Венгрию. Эта дорога пролегала вдоль Дуная к крепости Коморн и затем вверх по течению реки Ваг через Карпаты в Моравию. У солдат не было ни хлеба, ни денег. Многие испытывали от голода неимоверные страдания, "ибо венгры ничего не давали даром: ни хлеба, ни даже глотка воды, хоть бы мы умирали от голода и жажды! Они и сами жрали конину". Часть солдат умерли по дороге домой. В Моравии, где бранденбуржцы оставили по себе недобрую память, стало еще хуже. "Никто не должен отклоняться от маршрута и на 20 шагов, - был приказ, ибо люди тут же могли быть застрелены или похищены. Не меньшая опасность поджидала фуражиров. Как-то раз, когда я был с ними, по нам было сделано не меньше 20 выстрелов. Поэтому повсюду на виселицах висели повешенные, все раздетые догола".

Даже там, где население проявляло больше дружелюбия, было тяжело, так как вся страна на пути следования бранденбуржцев была основательно разграблена. Другой маршрут был для них не предусмотрен, ибо кайзер стремился не допустить их в силезские герцогства, которые Фридрих Вильгельм, возможно, все еще считал своими наследными имениями, хотя формально он и отказался от них. Кроме того, не следовало допускать его контактов с протестантскими общинами, поскольку это могло усилить их сопротивление имперским попыткам вернуть их в католичество.

Вернувшись, наконец, на родину, солдаты были на 4 недели размещены в больших деревнях на отдых. Однако и здесь многие продолжали умирать от "венгерской болезни". Все поистрепались и обовшивели. Когда, наконец, было разрешено проследовать маршем к Берлину, перед городскими воротами на учебном плацу был разбит для них бивак. "Там мы получили жалованье и были уволены, на чем и разошлись".

В отличие от многих наемников, которых часто ожидала довольно неопределенная судьба, Дитцу удалось довольно легко вернуться к гражданской жизни. Так, между прочим, 70-летний автор упоминает о том, что он все еще хранит нескольких карнеолов (сердоликов), которыми он набил полный мешок во время разграбления горящего Офена. Правда, пережить в своей жизни еще одно приключение подобного рода он больше не стремился.

Курфюрст был очень раздражен тем недоброжелательством, с которым его войско было встречено в Венгрии. Еще больше его разгневало то, что во всех сообщениях о взятии Офена заслуги имперских и баварских войск были сильно преувеличены. По его мнению при штурме Офена гораздо более отличились бранденбуржцы. Начатая по его распоряжению контрпропаганда возымела желаемый успех, и престиж бранденбургского воинства был восстановлен.

8.3. Армия и государство

В то время как Фридрих Вильгельм столь страстно превозносил доблесть и мастерство бранденбургских войск и их заслуги под Офеном, отстаивая престиж своей армии, остатки его Венгерского корпуса, обтрепавшиеся и обовшивевшие (по свидетельству Иоганна Дитца) уже безо всякого праздничного и почетного прощания были распущены на все четыре стороны.

Их генералу Гансу Адаму фон Шенингу, чей контакт с французским посланником стал известен в Берлине, невзирая на его военные заслуги была дана отставка. У курфюрста, почти открыто ставшего на сторону кайзера, он не вызывал уже прежнего доверия. Тем не менее генерал смог беспрепятственно вместе со сказочно богатыми трофеями удалиться в свое имение Тамзель под Кюстрином.

Весной 1687 г. место фельдмаршала Деффлингера занял уже не Шенинг, а беженец из Франции, гугенот граф Шомберг (немец по национальности), уже имевший там чин маршала. Раздосадованный Шенинг перешел в конце восьмидесятых годов в саксонскую армию, где как доверенное лицо Людовика XIV тут же получил звание фельдмаршала. Правда, ему недолго было суждено носить это звание, так как уже в 1696 г. он умер в возрасте 55 лет.

Выше уже говорилось о том, какими путями "окольными и кривыми" шел Фридрих Вильгельм после заключения Сен-Жерменского мира, изыскивая возможности финансировать внушающую уважение армию. Он до самой смерти не хотел отказываться от французских субсидий, хотя с годами его зависимость от этого финансового источника заметно ослабела. И дело было здесь не только в том, что он в лице Нидерландов и кайзера нашел новых спонсоров. Хотя бранденбургско-прусские земли все еще не представляли собой единого целого, их экономика окрепла настолько, что это позволило существенно повысить налоговые поступления. Фридрих Вильгельм нашел весьма искусных финансистов, которые успешно пополняли его казну. Правда, он довольно долго был готов еще раз подвергнуть свои земли нужде и страданиям и поставить под вопрос все проявления их хозяйственного оживления ради окончательного завоевания Передней Померании. Однако в конце концов он последовал рецепту шведского имперского советника Нильса Браге, рецепту, которым тот стремился определить политику Швеции в 70-ых годах. Вот как он был сформулирован: "Давайте вести себя, как купцы, ищущие прибыли; давайте стремиться к такому положению дел, которое позволит нам получать в достаточном количестве деньги, и не будем делать ничего иного, как сидеть тихо, но при этом на все случаи жизни держать в постоянной боевой готовности наши войска".

Вопреки умным советам имперского советника Браге, шведы были завлечены своим кредитором Людовиком XIV в такие авантюры, которые лишь подорвали их военный престиж сперва под Фербеллином, а затем и в Восточной Пруссии. После того как Фридрих Вильгельм, действуя в схожих обстоятельствах, как "волк среди волков", и одержав несколько бесполезных побед, не получил взамен ничего, кроме горького опыта политических неудач, он твердо решил придерживаться пресловутой политики лавирования между Версалем и Веной. Именно к тому времени относится его шутливое замечание датскому дипломату Алефельду о том, что в будущем он хотел бы оставить мир в неведении относительно того, кто он - "заяц или лис". Однако ни малейшей неясности не должно было оставаться в вопросе о том, должен ли курфюрст Бранденбургский иметь боеспособную армию. Когда в 1679 г. он был вынужден распустить большую часть своей 45-тысячной армии, он твердо решил никогда больше не довольствоваться предвоенным уровнем ее численности (8000 человек).

Фридрих Вильгельм хотел в любой момент иметь в своем распоряжении 25-тысячную армию без дополнительной вербовки. 10 тысяч активных солдат были размещены в гарнизонах крепостей; другие 15 тысяч были представлены солдатами-крестьянами, наделенными землей и подлежащими мгновенной мобилизации.

Если раньше требовалась, прежде всего, дополнительная вербовка кавалеристов, отнимающая много времени, то в 1680-ые годы несколько кавалерийских полков сохранялись и в мирное время. Таким образом на случай войны была с самого начала полностью готовая к действию боеспособная кадровая армия, ряды которой можно было еще пополнить. В арсеналах Везеля и Кенигсберга находилось достаточное количество артиллерии и боеприпасов, чтобы в случае серьезной опасности не было нужды в их обременительной транспортировке из Берлина на запад и на восток. Крепости Везель и Магдебург были оборудованы мощными современными оборонительными сооружениями. Расширялась и городская крепость Берлина.

Поскольку в 1683-1684 гг. угроза войны была большей, чем в 60-ые годы, вербовка в армию продолжалась, и к концу правления Фридриха Вильгельма в его распоряжении находилось более 30 тысяч солдат, причем полевая армия, вооруженная новейшей и совершенной артиллерией, насчитывала 20 тысяч человек. Остальная часть составляла гарнизоны крепостей. Замена фитильных мушкетов кремневыми ружьями значительно повысила огневую мощь пехоты и драгун. Во всей империи только кайзер располагал более многочисленной армией. По боеспособности же бранденбургская армия, наравне с французской, считалась лучшей в Европе.

Два элитных полка особого рода были образованы в ноябре 1685 г., когда после эдикта о гугенотах в страну прибыли французские дворяне. Когда же один из них, маршал Шомберг, стал главнокомандующим, приток в армию гугенотов еще более увеличился. Некоторые подразделения состояли исключительно из юных французских дворян, которые готовили себя к карьере офицера.

Постоянное содержание боеспособной армии немыслимо без эффективной системы управления войсками. И такая система была создана в 80-ые годы главным военным комиссаром Иоахимом Эрнстом фон Грумбковом. Только под руководством этого талантливого управленца стало возможным должным образом планировать соответствующие доходы и расходы. Генеральная военная касса и в мирное время оставалась ответственной за все военные дела. Ею контролировались денежные поступления из разных частей страны, все еще сохраняющих относительную самостоятельность. Со временем ежегодные бюджеты становились все точнее и стабильнее. Там, где военный налог превышал хозяйственные возможности той или иной земли, его урезали; там же, где экономика позволяла взимать более высокие налоги, гайки затягивались потуже. Традиционные особенности отдельных районов так и не были полностью устранены до конца правления Фридриха Вильгельма. Во всяком случае в спорных вопросах курфюрст принципиально был склонен учитывать древние права отдельных земель.

Лишь в годы войны 1677-1679 гг. зияющие прорехи в военной казне вынудили его обложить налогом даже привилегированных подданных и тем самым сделать шаг в направлении современного подоходного налога. Наиболее богатые должны были уплатить наивысшую "подушную подать" (Kopfsteuer). Поскольку имущественное положение не поддавалось точной оценке, все население было разбито на 250 групп в соответствии с социальной табелью о рангах; себя курфюрст "обложил" податью в 1000 талеров; курфюрстина из своих доходов уплатила 500 талеров. Поденщики, находившиеся на самой низкой ступени, должны были уплатить по 12 грошей (полталера). Однако когда в 1679 г. курфюрст попытался провести такое мероприятие во второй раз, земства запротестовали.

Легче удалось "протолкнуть" два дополнительных особых налога: гербовый сбор в 1682 г. и налог на должность в 1686 г. Уже в 1651 г. была сделана попытка принимать только такие обращения к государственным органам власти, которые были написаны на гербовой, т. е. обложенной налогом бумаге. Правда, тогда это осталось всего лишь попыткой. Теперь же от выплаты этого налога отказались только прусские сословия.

Налогом с должности облагались поступающие на государственную службу. При поступлении на работу они должны были отчислить в пользу своего ведомства (должность в котором рассматривалась как доходное место) половину своего годового жалования. Тем самым для малоимущих слоев населения улучшение своего социального статуса еще более затруднилось.

Важнейшей задачей комиссариатов было и оставалось постепенное распространение акцизов не только на все курфюршеские города, но и на "медиатные", т. е. те, которые были представлены в земствах "непрямо". Прежняя форма налогов, "контрибуция", сохранялась только для сельской местности. Посредством акцизных чиновников, которые в качестве военных и налоговых комиссаров были ответственны каждый за определенные города или городские округи, традиционное городское управление сильно ограничивалось. Однако с другой стороны это во многих случаях привело к заметному повышению социального равноправия; ведь раньше те семейства, которые имели исключительное право избираться в городские советы (прежде всего, дворяне) не платили никакой контрибуции, перелагая налоговое бремя на плечи беднейших слоев городского населения.

Однако сословия Пруссии добились для себя особого положения, отделавшись обязательством выплачивать только фиксированный сепаратный налог. Не удалось внедрить акцизы и в Клеве.

Наряду с центральной налоговой кассой генерального военного комиссара Грумбкова, в 80-ые годы не меньшее значение для содержания большой постоянной армии приобрела придворная палата (Hofkammer), которая сосредоточила в себе все суверенные государственные права и ведала всеми доходами с государственных владений. Еще военной зимой 1675-1676 гг., когда не поступили ожидаемые субсидии от Испании и Нидерландов, Фридриху Вильгельму, чтобы выплатить жалование своим солдатам, пришлось заложить государственные земли за 600 тысяч талеров.

Рецепт успехов Книпхаузена сводился к всеобщей сдаче в аренду всех государственных земель и даже целых административных районов каждые шесть лет. Система самоуправления, практиковавшаяся до тех пор в этих владениях, себя не оправдала. Созданный новый управленческий аппарат смог помешать разорению имений вследствие хищнической их эксплуатации арендаторами. Ранее арендаторы за короткое время истощали почву и приводили имения в упадок. Новая система арендных отношений предусматривала постоянное внедрение в сельское хозяйство методов, повышающих его эффективность.

Этот более рациональный тип арендных отношений, начиная с 1685-1686 гг., дал особенно благоприятные результаты в новоприобретенном герцогстве Магдебургском, Это бывшее епископство занимало территорию около 770 кв. км. и насчитывало свыше 160 тысяч жителей. В 1680 г., после смерти своего правителя герцога Августа Саксонского, резиденция которого находилась в Галле, оно по условиям Вестфальского мира отошло к Бранденбургскому маркграфству. Тогда государственные земли герцогства преимущественно находились в аренде у местных дворян, принося доход всего лишь в 46 тысяч талеров. Уже к 1687 г доход повысился до 79 тысяч талеров.

Сам город Магдебург с его 8 тысячами жителей был захвачен Фридрихом Вильгельмом еще в 1666 году. Хотя к тому времени город был заново отстроен после почти полного разрушения в 1631 году, население его с трудом выносило тяжкое бремя налогов, связанных со строительством цитадели; Фридрих Вильгельм хотел иметь здесь мощную крепость, важную в стратегическом отношении. Постепенно и город и все герцогство были интегрированы в Книпхаузеновскую систему централизованного управления хозяйством. В герцогстве акцизы были введены уже в 1685 году; в городе Магдебурге, все еще сохранявшем некоторую самостоятельность, - годом позже. Вся земля находилась под господством правителя, который рассматривал ее как ограниченное по времени доходное место и потому погряз в долгах. Дворянство герцогства сумело обратить себе на пользу его бесхозяйственность и решительно преобладало в городском представительстве. Однако после того, как вся управленческая власть была централизована и сосредоточена в Бранденбурге, позиции дворянства значительно ослабли и здесь.

Старый управленческий аппарат земельных сословий, как и везде, еще долго оказывал упорное сопротивление новому абсолютистскому образу правления Грумбкова и Книпхаузена. Примечательно, что Книпхаузен заявил о своей готовности занять пост Председателя Придворной палаты лишь в 1687 году, т.е. после того, как это ведомство в течение трех лет добивалось все больших успехов, доказав свою эффективность. Централизованное управление Генеральным военным комиссариатом и Придворной палатой стало решающим началом исторически прогрессивного управленческого единства, которое должно было скрепить "прусские государства" как части одного целого (Glieder eines Hauptes).

То, что вплоть до начала XX века говорилось о "прусских государствах" (preusischen Staaten), связано с развитием понятия Staat. В XVII столетии управление государственными делами называлось Kammerstaat, а управление налогами - Kriegstaat, при этом Staat по смыслу совпадало с французским etat (ранее это слово писалось estat) и означало государственный бюджет (Staatshaushalt). Современное значение этого слова заимствовано у Нидерландов. В объединенной Республике Нидерландов, где впервые в Европе завершилась победой буржуазная революция, слово etat было переведено как Staat, и представители сословий семи объединенных провинций - Генеральные Штаты - образовали первое современное государство Европы.

В Бранденбург-Прусском государстве курфюрста Фридриха Вильгельма между армией (Heer) и содержащими ее государственными органами управления налогами, таможнями и государственными землями (Staat) возникла особенно тесная связь. Она осталась характерной чертой и для более позднего прусского государства. Однако основа этой государственности как в новом, так и в старом значении было все же резко различное для отдельных частей государства хозяйственное развитие.