5.7. Прогресс в области культуры

Потребности Фридриха Вильгельма в представительстве своего двора, весьма возросшие после заключения Оливского мира, в наибольшей степени выразились в строительстве Потсдамского городского дворца, где он принимал иностранных дипломатов как истинный суверенный властитель. В качестве образца для этого замка голландский архитектор Грегор Мемхарт использовал незадолго до этого отстроенный в Гааге дворец тещи Фридриха Вильгельма - Амалии Оранской. Однако, если этот "Huis tem Bosch" (Дом в лесу) и сегодня служит жилищем королевы Нидерландов, то городской замок в Потсдаме (как и замок в Берлине) был разрушен во время Второй мировой войны.

Это простое оштукатуренное здание с высокой черепичной крышей имело в плане форму подковы, открывающейся в сторону города. По другую сторону замка к нему примыкал парк и большой загон для красной дичи. Скверами парка Фридрих Вильгельм всю свою жизнь интересовался больше, чем самим зданием. Уже в 1650 г. Мемхард был направлен в Берлин для оформления декоративного парка. Естествоиспытатель Эльсхольтц, основатель Ботанического сада в Берлине, собирал редкие растения, что активно поощрялось Фридрихом Вильгельмом. Многие растения и раковины доставлялись даже из заморских стран; ими был красиво украшен устроенный в парке грот. В Потсдаме создание парка и уход за ним также были излюбленным хобби владельца курфюршеского замка. Он даже распорядился создать там виноградник и лично участвовал в сборе винограда. В 1668 г. выработка вина составила 848 тонн (около 95 литров!). Однако, хотя изготовление виноградного сока и было освоено в Берлине, качество его не могло удовлетворить вкус избалованного гурмана. Ганноверский посланник, испытывавший трудности с установлением контакта при дворе (его герцогу вменялся в вину союз со шведами, который он впрочем расторг после битвы под Фербеллином), писал тогда, что он находится в полной растерянности: обычный путь для налаживании связей, всегда приносивший ему успех, а именно: откликнуться на приглашение и принять участие в пирушке, оказывается для него недоступным, так как "вино настолько скверное и kalkicht, что раз попробовав и даже наполовину не опьянев, потом четверть года не можешь поправить здоровье".

Французские и другие иностранные вина обычно не попадали на стол при Берлинском дворе. Для очень ограниченного круга лиц (курфюрста, принцев и обер-гофмаршала) имелся в наличии рейнвейн. Камер-юнкеры и другие придворные были вынуждены довольствоваться вышеупомянутым домашним вином, не взирая на "опасность для жизни и здоровья", как образно представил свое восприятие ганноверский посланник.

Из малых увеселительных замков, которые в это время строились Фридрихом Вильгельмом под Потсдамом, сохранился лишь замок в Капуте. Это одноэтажное здание с высоким подвалом и двусторонним парадным крыльцом (лестницей) дает, пожалуй, наилучшее представление о тогдашнем домостроительстве. Оно было построено в 1662 г. под руководством Филиппа Чиезе, который руководил также строительством Потсдамского городского замка по проекту Мемхарта. Однако "великое время" для Капута настало лишь после смерти курфюрстины Доротеи (1689 г.), которой этот замок был подарен в личное владение. Новый курфюрст Фридрих III немедленно приобрел его для своей супруги Софии Шарлотты. Эта уроженка Ганновера, привыкшая к роскоши, распорядилась так богато украсить его, что после ее (также ранней) кончины в 1705 г., овдовевший курфюрст, ставший к тому времени уже королем Пруссии под титулом Фридриха I, с удовольствием демонстрировал эту "жемчужину Бранденбурга" иностранным гостям. В 1709 г. он с особым шиком принимал здесь короля Дании Фредерика IV и польского короля и курфюрста Саксонии Фридриха Августа ("Августа Сильного"). В 60-ые же и 70-ые годы, когда этот дворец был едва закончен, о столь блестящей придворной жизни не было и речи.

Придворный церемониал во времена Фридриха Вильгельма конечно же нельзя сравнивать по масштабу с более поздними временами хотя бы потому, что, как уже упоминалось выше, гофкамерпрезидент фон Канштейн, всецело поглощенный проблемой поиска денег, как гофмаршал должен был еще и думть об этикете и ранжировании придворных. Обер-президент Тайного Совета барон фон Шверин как главный камергер также был перегружен обязанностями. Богатые и важничавшие посланники Франции, прибывшие в то время в Потсдам, могли лишь сочувственно улыбаться, глядя на тщетные потуги бранденбургского двора соблюсти должную помпезность. В Потсдаме им не мог быть оказан надлежащий прием; так что им после первой же ночевки в замке захотелось поскорее вернуться в Берлин.

Придворное общество, ведущее праздную жизнь, как скажем в Париже, при дворе "короля-солнца" Людовика XIV, в Бранденбург-Пруссии было совершенно немыслимо. Здесь, правда, не было и богатых вельмож, могущество или нежелательная политическая деятельность которых вынуждала бы курфюрста держать их в ссылке, в отдалении от двора. Для тех немногих представителей имперского дворянства, которые могли блеснуть при дворе обладанием княжеского титула, было достаточно постов штатгальтера, на которых они сплошь и рядом выполняли весьма полезную работу.

Один из них, князь Иоганн Мориц фон Нассау-Зиген, построил в Клеве отчасти на свои средства замок с великолепным парком и примыкающим к ему зверинцем. Для своего собрания предметов античного искусства, которое должен был унаследовать Фридрих Вильгельм, князь построил специальное здание. Иоганн Мориц с 1637 по 1641 гг. представлял нидерландскую Вест-Индийскую компанию в Бразилии, где собрал большую коллекцию культурно-исторических предметов, позднее также частично перешедшую к курфюрсту.

Из Клеве в Берлин доставлялись также в большом количестве книги естественнонаучного, технического и военно-научного содержания, а также оптические инструменты. Переписка между Фридрихом Вильгельмом и Нассау-Зигенским князем позволяет судить об их взаимных симпатии и доверии. Когда в 1660-1661 г. в Потсдаме велись поиски водного источника для питания городского фонтана, Иоганн Мориц принимал в них самое активное участие.

Интерес Фридриха Вильгельма к книгам вскоре привел к существенному пополнению его библиотеки. Значительные пожертвования самого курфюрста и гарантированный доход за счет денежных штрафов, который обеспечивали ему суды, позволили ему совершать все новые книжные приобретения, а иногда скупать целые собрания. Многие авторы охотно посвящали ему свои произведения, надеясь получить от него подарок. Среди посылок князя Иоганна Морица числится мировой атлас огромного формата весом около 125 кг. Он и сегодня находится в Германской государственной библиотеке в Берлине под названием "Курфюршеский Атлас". Многочисленные картины с видами богатой животными и растениями Бразилии, с рисунками для настенных ковров в Берлине были объединены в 4 тома.

Пополнение своей библиотеки было главной заботой Фридриха Вильгельма; в особенности его интересовали книги, посвященные военным наукам, геометрии, математике, ботанике и садоводству, а также восточным и азиатским языкам. Иностранные языки он считал важным пособием в торговых делах. Библиотеке в своем берлинском замке он предоставил большое и светлое помещение. Наряду с книгохранилищем там были кабинеты для рукописей и раритетов, заложившие основу для будущего государственного музея, а также читальный зал. С 1661 года к библиотеке курфюрста получили доступ ученые, чиновники и другие образованные люди.

Хотя и древний университет во Франкфурте на Одере, и Прусский университет в Кенигсберге, и созданный Фридрихом Вильгельмом в 1665 г. с целью поощрения кальвинистски ориентированных исследований университет в Дуйсбурге пользовались его благосклонностью, они тем не менее не получали таких дотаций, как его библиотека в Берлине. Денежная субсидия, предусмотренная для Дуйсбургского Университета при его основании, была временно потрачена на решение каких-то срочных политических задач и в течение целых шести лет так и не возвращалась для использования по первоначальному назначению. Даже в мирные годы такое отношение не претерпело никаких изменений. Лишь в отдельных случаях курфюрст оказывал университетам поддержку. Ввиду столь неблагоприятных условий многие профессора не очень серезно относились к своим преподавательским обязанностям и, соответственно, довольно шаткая мораль студентов сделала этих "буршей" грозой для добропорядочных людей университетских городов. Эдикты властителя и контрольные визиты его советников, ответственных за обучение в университетах, не смогли в должной мере поправить дело. В этих условиях было очень сложно удержать на месте толковых университетских преподавателей или привлечь им на смену новых.

И все же в 1666-1667 гг. Фридрих Вильгельм, по-видимому, всерьез подумывал о том, чтобы учредить в Тангермюнде некий "Универсальный Университет". Это заведение должно было предоставить надежный приют выдающимся ученым из других стран, которые у себя на родине подвергались гонениям, а Тангермюнде - стать для них родным городом. Этот авантюрный план исходил от шведа Бенедикта Скитта, с которым курфюрста познакомил его личный врач Боннет. Возможно Фридрих Вильгельм поддался иллюзии, что тем самым будут созданы хорошие предпосылки для нового заселения его земель и оздоровления их экономики, которая по-прежнему пребывала в довольно жалком состоянии. После беседы с бойким и весьма уверенно и напористо разглагольствующим шведом, он отослал его к своим советникам, которых считал достаточно компетентными для окончательного суждения.

При этом обнаружилось, что швед кроме идеи ничего путного предложить не может. Тем не менее, он требовал для себя как для будущего директора значительных субсидий. Его отец, Иоганн Скитт, - шведский имперский советник и канцлер университета в Упсале вел интенсивную переписку со знаменитым чешским педагогом Иоганном Амосом Комениусом о занимавшей тогда весь мир проблеме - "мировом языке" и "мировой религии". В рамках этих утопических представлений и возникла сама идея "Универсального Университета". Выросший в мире подобного рода идей сын при попытке нажить на столь туманных представлениях капитал наткнулся у себя на родине на решительное неприятие. Теперь он возлагал все свои надежды на честолюбие бранденбургского курфюрста.

Чтобы предоставить Бенедикту Скитту возможность проверить свою теорию практикой, Фридрих Вильгельм приказал отпечатать грамоту об учреждении университета и разослать ее известным профессорам, приглашая их принять участие в конкурсе на замещение вакансий. На тот случай, если найдутся желающие принять участие в конкурсе, была предусмотрена первая, кажущаяся весьма скромной вступительная плата (? Aufbaustufe). В этом городе на Эльбе, расположенном весьма благоприятно в транспортном отношении, нужно было обеспечить временное жилище и назначить твердую ставку хотя бы для двух профессоров. О запланированном с размахом будущем строительстве домов общей сметой в 15 тыс. талеров конечно же не приходилось говорить серьезно. Городок Тангермюнде, построенный в конце XIV века в качестве резиденции кайзера Карла IV, в дальнейшем служил таковой первым бранденбургским Гогенцоллерам. Однако в 1640 г. он был почти полностью уничтожен пожаром. Так что столь заманчивый на бумаге замысел - создать там "Универсальный Университет" - был неосуществим. О каком либо ином решении этой проблемы долго размышлять не потребовалось, так как Скитт вообще не нашел ни одного ученого.

Для Фридриха Вильгельма характерно то, как быстро он отказался от этого фантастического плана, который в своей последней стадии предусматривал освобождение от налогов не только ученых, но и всех жителей Тангермюнде, да еще и предоставление им особых экономических льгот. В военное время этот город должен был иметь особый, всеми уважаемый нейтральный статус. Когда весной 1668 г. из Лондонской Академии пришел несколько запоздалый запрос о том, могут ли быть приняты в университет ученые, находящиеся в конфликте с англиканской религией, уполномоченный Бранденбурга в Лондоне тут же предостерег курфюрста против имеющихся здесь в виду сектантов (квакеров и меннонитов). Курф решительно возразил; он весьма охотно селил в своих землях мастеровых кальвинистской веры, но таковых в Лондоне не оказалось.

В своей готовности идти навстречу планам разного рода авантюристов, утопистов и спекулянтов, направленным на улучшение мира, курфюрст в иных случаях проявил себя истинным сыном своего века, - века барокко. И все же в нем быстрее, чем в его современниках, побеждало врожденное чувство реальности. Особенно отчетливо оно проявилось в конце его жизни, когда он, приютив у себя беженцев-гугенотов из Франции, воздвиг себе тем самым вечный нерукотворный памятник.

Довольно продолжительное мирное время Фридрих Вильгельм использовал и для того, чтобы оказать весьма энергичную поддержку написанию истории. Первые попытки в этом направлении были сделаны еще в пятидесятые годы, когда уроженцу Клеве, дипломату Иоахиму Хюбнеру было поручено написать историю Бранденбургских Гогенцоллеров. Эта попытка не принесла заметных результатов, так как все честолюбие Хюбнера было устремлено на дипломатическую карьеру, и в 1658 г. его содержание в качестве библиотекаря и историографа курфюрста было прекращено. Лишь в 1664 г. курфюрст нашел подходящего придворного историографа в лице нидерландского философа и филолога Мартина Шоока (Шоокуса). Шоок пришел к нему из нидерландского университета в Девентере, хотя до этого он проработал ряд лет в знаменитом Лейденском университете. Его сын Исаак Шоок получил в 1665 г. должность профессора в университете во Франкфурте на Одере.

В Лейдене, между прочим, получили образование несколько лейб-медиков Фридриха Вильгельма, его придворный священник Бартоломеус Штох и такие важные политические советники, как главный военный комиссар Клаус фон Платен и тайный советник Пауль Фукс. Сыновья бранденбургских государственных служащих, стремившиеся учиться в Нидерландах, получали от курфюрста стипендию. В виду столь многосторонних и тесных связей с духовной жизнью Нидерландов, некоторые пытались увязать политические и мировоззренческие представления Фридриха Вильгельма с господствовавшим там философским учением "неостоицизма".

Стоическая философия античной Греции рекомендовала подчинять страсти рассудку и во всех случаях переменчивой жизни хранить стоическое равновесие характера. Философ Юстус Липсиус, с 1579 по 1591 г. преподававший в Лейдене филологию, возродил философию Стоа (колонный зал в Афинах, где зародилось это учение). Он распространил применительно к своему времени "неостоические" положения в публикациях, разошедшихся по всей Западной Европе. В романах и драмах эти идеи были интерпретированы в христианском духе и стали весьма популярны среди образованных людей.

Афоризмы курфюрста (например такой: "необходимость сильнее законов") или его приверженность активной внешней политике вместо выжидательного нейтралитета мыслимы, однако, и без непосредственного нидерландского влияния. Ведущие роли при его дворе, предоставляемые людям, получившим образование в университетах Нидерландов, и личное пристрастие Фридриха Вильгельма ко всему нидерландскому, тем не менее, долгое время были весьма сильны. Лишь в восьмидесятые годы успехи меркантилистской системы хозяйства во Франции поставили перед ним новые образцы как по части управления государством, так и в области культуры. Но прежде государству Фридриха Вильгельма предстояло подвергнуться тяжелым испытаниям, ибо развитие внешнеполитических событий принимало весьма опасный оборот.

5.8. Внешнеполитический курс

После заключения Оливского мира Фридрих Вильгельм строил свою внешнюю политику в духе осторожного балансирования между кайзером - с одной стороны - и Францией с ее союзником Швецией - с другой. Именно такой курс он и рекомендовал в своем Политическом Завещании 1667 г. Свое "наследственное место" он видел на стороне кайзера и, казалось, был решительно настроен ни в коем случае не позволить себя втянуть в предприятия, "которые направлены против законов рейха и своего происхождения". С другой стороны он не мог игнорировать и того, что может оказаться в большом проигрыше, если выступит открыто против претензий Франции на господство в Европе. "Господу угодно, чтобы мы держались в стороне от дальнейших войн".

Ведь Франция добивалась своих целей весьма изощренными средствами. В частности она использовала для этого т.н. "Рейнский Союз", созданный в 1658 г. германскими князьями с целью защиты своих интересов. Первоначальной задачей этого союза было - помешать возобновлению сговора Австрии и Испании, направленного против Франции и тем самым создающего угрозу миру в Европе. В Рейнский Союз германских князей, зависимых от Франции, вошли: курфюрсты Майнца, Кельна, Трира и Баварии, епископ Мюнстера, Пфальцграф Нойбургский, король Швеции (от принадлежавших ему земель империи), ландграф Гессен-Кассельский и герцог Брауншвейг-Люнебургский. В этот союз входила и сама Франция. В 1660 г. в ответ на непрекращающиеся ее усилия втянуть в союз и Бранденбург Фридрих Вильгельм выразился довольно резко: "Я лучше отдамся под защиту туркам, чем пойду на службу французам". Однако и ему не удалось устоять; когда Людовик XIV посулил ему гарантию не только на его германские земли, но и на неприкосновенность его суверенитета в Пруссии, он дал тому обещание присоединиться к Рейнскому Союзу. Официально однако он вступил в него только в 1665 г., когда эта организация была уже близка к своему роспуску.

Годом раньше он предоставил кайзеру небольшой вспомогательный корпус солдат для борьбы против турок, хотя, несмотря на упорную торговлю, не извлек из этого для себя ничего, кроме выплаты жалования солдатам. Зато в ходе англо-нидерландской войны 1665-1667 гг. он сумел сыграть очень лестную для себя роль; при подписании в ноябре 1665 г. вышеупомянутого "Клевского договора" он своей искусной переговорной политикой заставил епископа Мюнстерского отказаться от участия в войне против Нидерландов, Фридрих Вильгельм мог гордиться тем, что оказал своим нидерландским друзьям эту услугу. Заметно поднявший себя в своих собственных глазах курфюрст, которого теперь обхаживали и Англия, и Нидерланды, спустя некоторое время и написал свое Политическое Завещание.

Однако в те же самые дни, когда возник этот столь характерный для курфюрста документ, юный король Франции предпринял свое первое вторжение на территорию империи. Он начал т. н. "Деволюционную войну", напав на официально принадлежавшие рейху Испанские Нидерланды. Предлогом для этого послужило Брабантское наследственное право ("Деволюционное право"), по которому эта земля должна была принадлежать его жене, дочери покойного короля Испании Филиппа IV от первого брака; ей в данном вопросе отдавался приоритет перед детьми от второго брака. На этом основании Людовик стремился присоединить Испанские Нидерланды к Франции. Только что Фридрих Вильгельм провозгласил сохранение строгого баланса между Францией и Австрией основной задачей Бранденбурга. Поэтому он счел своим долгом предпринять шаги к восстановлению нарушенного равовесия; претензиям Франции на господство во всей Европе следовало немедленно и энергично поставить преграду.

Недаром Фридрих Вильгельм внимательно читал и снова перечитывал вышедшую во Франции книгу парижского адвоката Обери "О праве королей Франции на всю империю". В ней указывалось на то, что империя Карла Великого была империей франков и следовательно Франция ("Франкрейх") должна включать в себя большую часть территории Германии, которая входила в эту империю. "Аллеманы" (как французы называли немцев) на этом основании объявлялись незаконными наследниками императорской короны, отнявшими ее у потомков Карла Великого, от которого по словам Обери вел свое происхождение Людовик. Кайзер не имеет никаких прав на господство в рейхе. "Если т.н. теперешние кайзеры не имеют никаких наследственных земель, то они являются суверенами лишь в собственном воображении". Поэтому не только королевская власть но и власть в Римской империи должна принадлежать королям франков, т.е. французам. Ведь недаром французских монархов вот уже более двух столетий папы именуют титулом "всехристианнейших королей".

Во Франции, подчеркивалось в парижской книге, давно уже не существует той готтско-варварской "свободы" князей, которая по сути передает властные полномочия монарха сословиям. Во Франции король обладает тем, чем должен обладать настоящий император, а именно абсолютной властью. С этой точки зрения войны, которые затевал теперь Людовик XIV, были всего лишь мерами по восстановлению в полном объеме власти законного господина в империи. Захват Испанских Нидерландов должен был явиться лишь первым шагом на этом пути.

21 мая 1667 г. французы вторглись в Испанские Нидерланды. Франция была весьма заинтересована в том, чтобы курфюрст Бранденбургский ничего не предпринял против этого и, по меньшей мере, сохранял бы нейтралитет. Но бранденбургские дипломаты развили бурную деятельность и предприняли ряд маневров. Фридрих Вильгельм встретился с курфюрстом Саксонии с целью помочь тому освободиться от зависимости от французских субсидий. Так, в вышеупомянутой "Циннской монетной конвенции", которая была заключена ради этого, он преследовал чисто политические цели. Но Иоганн Георг II Саксонский все же не желал коренным образом изменить свои отношения с Францией. Его доход от порчи монеты в 1667 г. поступал, в основном, в кассы аугсбургских ювелиров, работы которых и сегодня поражают наше воображение в Дрезденском музее изящных искусств ("Грюнес гевельбе").

Напрасно трудились бранденбургские дипломаты с целью создания антифранцузского фронта и внутри Рейнского союза. Не принесли желанного результата и заседания рейхстага. Дела шли так, как с самого начала предсказывал оберпрезидент Шверин: если курфюрст выступит на стороне Испании, то он рискует быть покинутым в опасности всеми германскими князьями. Тем не менее вплоть до декабря 1667 г. поведение Фридриха Вильгельма в этих делах, затрагивающих его политические принципы, оставалось однозначно антифранцузским.

При дворе кайзера в то время развернулись ожесточенные споры о том, следует ли оказать сопротивление французской агрессии, или же, напротив, поддержать Францию. Тем временем Нидерланды и Англия прекратили войну друг против друга и заключили между собой антифранцузский союз. К этому союзу в 1668 г. после размолвки с Францией примкнула и Швеция. Такое противостояние умерило пыл Людовика и вскоре привело к заключению мира, а совместные усилия Швеции и Бранденбурга немало способствовали тому, чтобы Рейнский Союз, основанный всего лишь десять лет назад, распался уже в начале 1668 г. Тем не менее в весьма важном для Фридриха Вильгельма вопросе о выборе короля Польши поведение шведов оставалось все еще не надежным; опасность того, что они все-таки поддержат французского кандидата, была велика, как и прежде. Поэтому, если бы Франция изменила свою польскую политику, она могла бы рассчитывать на большие уступки со стороны Фридриха Вильгельма.

В Париже в эти месяцы в нем видели весьма досадную помеху. Французский посол в Берлине намекал, что в случае строгого соблюдения Бранденбургом нейтралитета во франко-испанской войне Франция не станет выставлять своего кандидата на польский трон. Это условие легло в основу достигнутого договора, заключенного в декабре 1667 г. В нем Франция обязывалась даже поддержать кандидатуру бранденбургского протеже -- пфальцграфа Нойбургского.

В мае 1668 г. в Аахене был заключен компромиссный мир между Францией и Испанией, по которому Людовик XIV, хотя и не добился своей конечной цели, но все же присоединил к Франции значительную часть Западной Фландрии. Этот мир честолюбивый король Франции рассматривал всего лишь как временную передышку. Барон фон Лизола, главный советник кайзера, прекрасно понимал, что следующим шагом Франции будет нападение на своего традиционного союзника -- Нидерландскую Республику. Этот рожденный в испанской части Бургундии "француз" четко представлял себе цели политики Людовика и потому обратился к кайзеру со страстным призывом принять упреждающие меры. "Речь идет о судьбах Европы, -- писал он, -- о том, будет ли она свободной, или же попадет в рабство".

Наиболее активным проводником противоположной точки зрения был князь Вильгельм фон Фюрстенберг, подстрекавший других германских князей против кайзера и пытавшийся склонить их к созданию франко-римской империи и добровольному вступлению в нее. В качестве советника курфюрста Кельнского он в этом зажатом между враждебными соседями государстве достаточно часто был свидетелем бессилия власти кайзера. Кроме того, он был фанатичным католиком и как таковой надеялся на то, что сильный монарх сможет не только установить в империи мир, покой и порядок, но и полное господство католической религии. Он страстно ненавидел "еретическую" Нидерландскую республику, желал ее поражения и считал, что если уж Испанские Габсбурги не могут ничего с ней поделать, то от слабого кайзера Леопольда и вовсе ничего хорошего ожидать не приходится.

Кайзер в начале 1668 г. заключил с Людовиком XIV тайное соглашение о том, что в случае вымирания испанской ветви Габсбургов Испанские Нидерланды должны отойти к Франции. Весной 1669 г. об этом стало известно Фридриху Вильгельму. Теперь он понял, почему Леопольд во время Деволюционной войны столь сдержанно вел себя при обсуждении мер по обузданию французской агрессии. Теперь недоверие курфюрста к австрийскому дому получило новую пищу. О том, что король Испании Карл II, слабый и болезненный ребенок, проживет всего лишь до 1700 г. и борьба за испанское наследство будет сотрясать всю Европу еще долгое время после его смерти, в то время конечно не знал никто.

В первые же дни 1670 г. Вильгельм фон Фюрстенберг приехал в Берлин с целью склонить курфюрста на сторону Франции. Ведь речь идет о том, -- уговаривал он, -- чтобы принять участие в дележе добычи; в победе Франции над Генеральными Штатами он не сомневался. Реакция Фридриха Вильгельма была крайне раздраженной. Хотя он и заключил за несколько дней до этого договор о дружбе с Францией, но только для того, чтобы защитить свои земли от нападения; со стороны Нидерландов ему ничто не угрожает; почему же он должен помогать уничтожению этой процветающей страны? Ведь король Франции, по всей видимости, признает необходимость сохранения мира.

Однако донесения бранденбургских посланников из Парижа звучали все более мрачно. Французские кальвинисты, гугеноты подвергались всяческим притеснениям. Их обязали предоставлять драгунам квартиры до тех пор, пока они не вернутся в лоно католической церкви. Эти "драгонады" осуществлялись лично военным министром, зарекомендовавшим себя ярым преследователем еретиков. Посланника французского короля Фридрих Вильгельм принял в Потсдаме довольно холодно. Под предлогом избавления избалованного французского графа от бытовых неудобств в этой бедной "побочной резиденции" он отослал его в Берлин уже на следующий день после прибытия. Там советники курфюрста согласно полученным указаниям обсуждали вопросы военного союза весьма сдержанно. Попытки Людовика XIV по меньшей мере исключить Бранденбург из числа возможных противников привели лишь к тому, что Фридрих Вильгельм повторил свой призыв к мирному соглашению. С другой стороны переговоры с Яном де Виттом, политическим руководителем Нидерландов, закончились гордым отказом последнего от предложений Фридриха Вильгельма в посредничестве. Голландец явно не понимал, какая опасность грозит его стране.

Однако когда закончилось лето 1671 г., не оставалось ни малейшего сомнения в том, что Людовик XIV уже в следующем году нападет на Нидерланды. Теперь курфюрсту Бранденбургскому нужно было твердо определиться, будет он союзником, или противником Генеральных Штатов. Оставаться нейтральным он не хотел.

Ситуация весьма напоминала ту, что сложилась перед началом Шведско-Польской войны. Как и тогда при дворе курфюрста создалось противостояние двух партий. "Голландская партия" стояла за военный союз с братьями по вере, которым угрожала опасность. Эту точку зрения защищали только что назначенный фельдмаршалом князь фон Ангальт, зять курфюрста генерал Георг фон Деффлингер, с 1655 г. обучавший бранденбургские войска, и тайный советник Фридрих фон Йена (последний, правда, при том условии, что из Нидерландов потекут щедрые финансовые вливания в пополнение пустующей бранденбургской казны). Эти надежды оказались напрасными.

Т.н. "французская партия" высказывалась не столько за союз с Францией, сколько за проведение политики примирения при соблюдении Бранденбургом нейтралитета. До сих пор это было политикой самого курфюрста, нашедшей теперь новых сторонников. Наиболее весомыми в пользу этой политики были голоса оберпрезидента Шверина и курфюрстины Доротеи. И тот, и другая заклинали Фридриха Вильгельма не подвергать себя и страну необозримым опасностям войны. Почему, несмотря на эти "голоса благоразумия", затаенное чувство курфюрста к своей духовной родине все же смогло определить его последующую политику, ставшую явной в начале 1672 г., остается его тайной. Официальная политика Генеральных Штатов по началу не давала ни малейшего повода для такой готовности к жертвам, имеющей чисто эмоциональную основу. Она изменилась лишь тогда, когда подросший к этому времени принц Вильгельм Оранский вернул своему дому военную и политическую власть в Нидерландах, которой Ян де Витт лишил его "навеки". Летом 1671 г. принц впервые выехал за пределы своей родины, и его первый визит был в Берлин, где он встретил у своего дяди самый радушный прием. Однако зародившаяся дружба между ними должна была вскоре подвергнуться весьма серьезным испытаниям на прочность.

В марте 1672 г. английский военный флот без объявления войны напал в Ла-Манше на нидерландские торговые суда. Следовало ожидать, что за вступлением в войну французов дело не станет. Король Англии Чарльз II (как и Фридрих Вильгельм, приходившийся, между прочим, принцу Оранскому дядей) потому и напал на Нидерланды, что фактически находился на содержании у своего кузена короля Франции. Курфюрсту Людовик также предлагал значительные суммы за сохранение Бранденбургом нейтралитета, тогда как Нидерланды предложили ему военный союз. И все же Фридрих Вильгельм, движимый, по-видимому, исключительно возмущением по поводу как грабительского характера, так и религиозной подоплеки французской агрессии, в конце концов решился изменить своему княжески-эгоистическому принципу "государственного резона".

Опасность установления абсолютной деспотии над всей Германией, против чего столь настойчиво предостерегал Лизола, казалась ему теперь особенно грозной из-за претензий католической церкви на полное господство. Если бы Людовику XIV удалось достичь своей цели, то, вполне возможно, не осталось бы и самого германского государства, чей "государственный резон" нужно было бы принимать во внимание. Поэтому бездеятельное наблюдение за французскими завоеваниями было в его глазах равнозначно добровольной капитуляции.

6 апреля король Людовик послал своего герольда с объявлением войны Нидерландам. Через несколько дней на его стороне в войну вступил курфюрст Кельнский. Епископ Мюнстера и король Англии к этому времени уже воевали против Нидерландов. И тут, наперекор всем предупреждающим и предостерегающим голосам при его дворе, Фридрих Вильгельм 6 мая заключает союз с жертвой агрессии. Правда ратифицировать этот союз удалось лишь летом, после долгой торговли о срочно необходимых нидерландских субсидиях. Тем временем французы уже захватили Утрехт, а мюнстерская армия стояла у стен Девентера и Цволле.

Из 20 000 солдат бранденбургской армии недоверчивые нидерландцы изъявили согласие финансировать только половину. Они не вполне доверяли своему единственному союзнику, который с нарастающим отчаянием искал, кого бы еще привлечь на свою сторону. При столь недостаточной финансовой поддержке можно было с самого начала предвидеть, что Фридрих Вильгельм будет искать более щедрого спонсора. О перемене фронта однако речи еще не было. С другой стороны Фридрих Вильгельм не мог и в самом деле отважиться на войну с Францией без еще каких-либо союзников.

Лишь когда в начале июня победоносное шествие французских войск в низовьях Рейна, жертвами которого пали несколько Клевских крепостей, вызвало в Вене тревогу, кайзер Леопольд поддался уговорам бранденбургских посланников и барона Лизолы, призывавшим его создать союз для защиты империи. К союзу с "еретическими" Нидерландами однако склонить набожного императора не удалось. Французский посланник в Вене отважился спросить его в предостерегающей манере: "А что скажут отцы (исповедники) Миллер, Донеллан и Эмерих, если Ваше императорское величество захотите в интересах курфюрста фон Бранденбурга помешать моему королю в его начинающейся борьбе за католическую религию?"

Его "призывы к религиозной совести" так напугали Леопольда, что он тут же дал знать королю Людовику Французскому: его армия имеет твердый приказ атаковать французские войска только в том случае, если они вторгнутся в пределы рейха. Об этом Фридрих Вильгельм не имел ни малейшего представления. Он был убежден в том, что теперь должна начаться борьба за освобождение Нидерландов и в защиту империи от претензий французов на господство в ней.