6.5. Бесполезные победы

Вслед за этим быстрым и впечатляющем триумфом Фридриха Вильгельма началась и общеимперская война против Швеции. Хотя имперско-патриотический аккомпанемент ее и был настроен, в основном, на прославление дома Габсбургов, все же слава "Великого Курфюрста" для ушей многих его союзников с самого начала была несомненно слишком громкой. Их собственные успехи в войне против Франции были более чем сомнительны; неожиданные атаки французских генералов то и дело заставали их врасплох. Сказывались и более строгая дисциплина, и более высокая воинская организация, и лучшая система снабжения, присущая крупному централизованному государству. Правда, Людовик XIV потерял при этом самого талантливого из своих полководцев: маршал Тюренн погиб в одном из сражений. Но ввиду того, что и Монтекукколи, и Вильгельм Оранский предпочитали оборонительную тактику, конца этой войне не было видно.

Фридриху Вильгельму удалось подвигнуть короля Дании Кристиана V к вступлению в войну против шведов и французов, правда, достаточно дорогой ценой: скрепя сердце курфюрст пообещал королю часть Передней Померании с островом Рюген. Отступающих из Пригница через территорию Мекленбурга шведов курфюрст преследовал вместе с подоспевшей пехотой до Висмара. Тем самым он перерезал им пути подвоза из "шведских герцогств" Бремена и Фердена. Теперь Мекленбург был использован как плацдарм для сосредоточения войск. Здесь лишний раз обнаружилось, как мало влияния может оказать сторона, соблюдающая невооруженный нейтралитет. До самой зимы крупных сражений не происходило, поскольку новый главнокомандующий шведов, граф Отто фон Кенигсмарк ограничивал свои действия обороной морских портов. Союзникам удалось захватить только Вольгаст, что произошло в ноябре, однако тем самым был заперт доступ в гавань Штеттина. Взятие этой очень сильно укрепленной крепости было назначено на 1676 г.

Однако в 1676-1677 гг. с каждым днем становилось все более ясно, что ни Австрия, ни Нидерландские Генеральные Штаты не заинтересованы в чрезмерном усилении Бранденбурга. Одна только Дания могла обещать свое участие в совместном завоевании Передней Померании. Еще зимой 1675-1676 гг. Нидерланды прекратили выплату обусловленных договором субсидий под тем предлогом, что Фридрих Вильгельм принимает недостаточное участие в войне на западном фронте - против Франции. Испания приостановила свою денежную помощь еще раньше просто из-за нехватки средств. Курфюрст был вынужден заложить часть своих владений за 600 тыс. талеров, чтобы выплатить жалование своим солдатам. Тем не менее дело дошло до бунтарских выступлений в его войсках. Фридрих Вильгельм жестоко подавил мятежи, повесив при этом нескольких солдат. Так что у него были основания написать в одном из своих писем: "Itzo gehet mir das Wasser an den Mund". (~Мое положение становится теперь критическим; ). Тем не менее ревность союзников к его столь тяжело доставшейся военной славе осталась. В одном из стихотворных памфлетов того времени говорилось:

"Вот так повелось в Германии,
Что завистью черной томим
Наш друг, вдруг великим заделавшись,
Стал угрожать другим.
Ему б еще только побольше стать
И нас бы всех пожрать.
А наша задача - поспешить,
Чтоб сообща его остановить.
Такая наша тактика
По нынешней-то практике."

Даже тяжелое заболевание Деффлингера не помешало подготовке к новому наступлению в 1676 г. Однако до запланированного на этот год взятия Штеттина дело не дошло. Остров Узедом и город Воллин несколько раз переходили из рук в руки, и Кенигсмарку удалось связать Фридриха Вильгельма необходимостью осады других крепостей. Так что кайзер напрасно ожидал присоединения бранденбургской кавалерии к его войскам в верховьях Рейна. Зато Штеттин был теперь блокирован как со стороны суши, так и с моря. Бранденбургским военным кораблям удалось даже захватить одно шведское поврежденное судно, которое было с триумфом доставлено в Кольберг. Военно-морской флот Бранденбурга в 1675 г. насчитывал 13 военных кораблей, шесть из которых были однако собственностью голландского судовладельца Рауле, состоявшего у курфюрста на службе в должности "морского директора".

Летом 1677 г. началась решающая осада Штеттина. В ней, наряду с бранденбуржцами, участвовали и войска союзников. Фридрих Вильгельм приказал подвергнуть город жесточайшему за всю обозримую историю артиллерийскому обстрелу. Город был почти полностью разрушен, но население с истинным мужеством самопожертвования поддерживало слабый шведский гарнизон. Лютеранская пропаганда против кальвинистского курфюрста оказалась в этом плане весьма эффективной. Варварский обстрел жилых районов, повлекший за собой большие разрушения, в том числе нескольких церквей, также мало способствовал появлению у населения симпатии к осаждающим.

Лишь после кровопролитнейших боев с большими потерями с обеих сторон, боев, в которых личное мужество курфюрста в который раз произвело большое впечатление на его солдат, немногие из оставшихся в живых защитников города капитулировали перед превосходящими силами противника. Это произошло 1 января 1678 г. Курфюрст был горд и счастлив безмерно.

Но уже через несколько дней Кенигсамрк нанес бранденбургским и датским войскам тяжелейшее поражение под Штральзундом. Кроме того, шведами и поляками началась совместная подготовка к вторжению в Пруссию. Соответственно к восточным границам Пруссии пришлось срочно отправить целый корпус. Так что конца войне не было видно по-прежнему.

Но главная опасность грозила не с востока, а с запада: Франция ценой неимоверного напряжения сил сделала все, чтобы изменить ход войны решительно в свою пользу. Она довела численность своей армии до 300 тысяч человек, причем это были хорошо вооруженные и испытанные бойцы, которым уже в марте удалось захватить большую часть Фландрии.

Генеральные Штаты затребовали от Фридриха Вильгельма срочной помощи, но тот не осознал всей серьезности положения и довольствовался лишь подтверждением прежнего оборонительного союза. При этом он извлек для себя значительные преимущества, веря, что теперь он может сконцентрировать свои силы на завоевание всей Померании. Когда в апреле он получил известие о начале мирных переговоров между Францией и Генеральными Штатами, то впал в ступор, как бы парализованный этой мнимой изменой Нидерландов.

Впрочем, его растерянность была недолгой. Оправившись, он и сам попытался наладить контакт с Людовиком XIV. Первое, что он хотел выяснить, это условия, на которых Бранденбург мог бы заключить сепаратный мир с Францией. Единственное, от чего он естественно не хотел отказываться, это от претензий на Переднюю Померанию. Однако в Париже его претензии были с пренебрежением отвергнуты. На этот раз "переменчивый" курфюрст опоздал; Франция навербовала себе уже достаточно наемников, чтобы принудить своего противника к капитуляции. Фридрих Вильгельм обратился с просьбой о содействии к королю Англии Карлу II, но снова пережил разочарование. Король Карл, хотя и заключил союз с Нидерландами, но втайне поддерживал Францию. Совсем в духе Людовика XIV он велел ответить взывающему к нему за помощью курфюрсту, что "Штеттин в любом случае должен оставаться шведским".

Вместо того, чтобы трезво оценить обстановку и взвесить реальное соотношение сил, Фридрих Вильгельм пришел в ярость по поводу поведения своих союзников. Казалось, он совсем забыл, что в основополагающий союзный договор от июля 1674 г. по его собственному настоянию был включен параграф, позволяющий каждому из союзников заключить сепаратный мир после предварительного оповещения об этом своих партнеров. При этом он, возможно, хотел по образцу Фоссемского договора оставить лазейку для себя, но ему и в голову почему-то не приходило, что этой лазейкой могут воспользоваться и другие.

И хотя все его советники настаивали на немедленном заключении мира с Францией и Швецией, он хотел продолжать войну. От намерения завоевать вместе с датчанами всю Померанию его не удержало и еще одно тревожное сообщение: вслед за заключившими сепаратный договор нидерландцами из войны в сентябре вышла и Испания. Покинутая важнейшими союзниками, она смирилась с тяжелыми условиями мирного договора. Но курфюрст, несмотря на это и на вновь резко ухудшившееся здоровье, праздновал вместе с датским королем победу. Праздник начался с обильных возлияний и закончился сентиментальными изъявлениями дружбы. Затем он, как триумфатор вернулся в празднично украшенный Берлин, но насладиться этим кажущимся успехом ему не удалось. Из оставленной без защиты Пруссии поступил призыв о немедленной помощи.

В конце ноября совершенно неожиданно в герцогство из Лифляндии вторглись около 16 тысяч шведских наемников. То, чего не смогла оплатить истощенная войной шведская казна, сделали возможным французские деньги. Кенигсберг находился в величайшей опасности. Правда вторгнувшихся шведов встретили небывало лютые морозы. Эти наемники были больше настроены на грабительский налет, чем на настоящую войну. Поэтому срочно сформированному бранденбургскому корпусу из 4300 набранных солдат удалось кое-как отстоять столицу герцогства. Тем временем Фридрих Вильгельм, не взирая на подагру и астму, спешил им на помощь во главе 9-тысячной армии, соблюдая максимально возможную скрытность передвижения. Его сопровождали курфюрстина Доротея и ставший теперь курпринцем второй сын Фридрих. Однако Бранденбуржцу удалось настичь лишь арьергард шведской армии, которая моментально обратилась в беспорядочное бегство, едва заслышав о приближении противника.

Самолюбие прусских патриотов еще долго тешилось славой этого зимнего похода на санях, воспетого поэтами под звуки литавр и фанфар. Более реалистичные подробности этого драматического преследования отражены в дневнике одного офицера из свиты курфюрста: "22 ноября мы продолжали наш марш и прибыли в деревню, где я посоветовал курфюрсту остаться. Однако другие ему отсоветовали, и мы снова двинулись в путь в сопровождении только лейб-гвардии и двух полков драгун. Мы прошли не более 1000 шагов, когда я указал курфюрсту на то, что если враг атакует нас с флангов, наши планы будут сорваны... Того же мнения был и Деффлингер; мы остановились и послали назад квартирмейстеров осмотреть деревню, которую мы прошли. Они вернулись и сказали, что место неплохое и что люди там охотно нас примут. Но один господин сделал так, что уговорил курфюрста следовать за ним и привел нас в такое место, хуже которого я в жизни своей не видывал. Там было несколько хижин, выстроенных как свинарники; двери были высотой не более 3 футов и такой же ширины. Так что курфюрсту стоило немалого труда туда протиснуться. В этой убогости только одно нас позабавило: посмотреть как зайдет туда гофмаршал Канитц. Он застрял в дверях и в течении получаса не мог протиснуться ни туда, ни обратно. Наконец, мне удалось найти один домик получше для курфюрста, куда мы по меньшей мере свободно могли войти и выйти обратно. Тут к нам подоспело правое крыло кавалерии, и всем им пришлось расположиться под открытым небом. Курфюрст спал одетым, а я сидел рядом с ним у очага. Жители этого местечка были форменные безбожники; хозяин, у которого остановился генерал Деффлингер, хотел даже поджечь собственное жилище.

23 января мы поджидали нашу пехоту и левое крыло кавалерии. Между тем армия наша находилась в самых бедственных условиях; наши люди уже два дня, как не имели во рту и крошки хлеба, а за деньги тут ничего нельзя было достать. Из-за ужасной стужи у многих были отморожены конечности; несколько человек за ночь замерзли совсем. Когда курфюрст и генералы увидели это, он решил возвращаться, чтобы не погубить всю армию".

Тем не менее бранденбургская кавалерия продолжала преследовать шведов по пятам. Только трем тысячам человек из вторгшихся в Пруссию 16 тысяч шведов с большим трудом и в ужасном состоянии удалось укрыться за крепостными стенами Риги. Военная слава "Великого Курфюрста" достигла своей высшей точки. Из далекого Клеве штатгальтер Фридриха Вильгельма князь Иоганн Мориц Нассауский писал: "С большой похвалой о Вашей Светлости отзываются как низшие, так и высшие французские офицеры; о Вас и только о Вас, что доставляет мне особую радость. И все, включая как друзей, так и врагов, признают, что Всемогущий Бог явно оружие и планы В(ашей) К(урфюршеской) С(ветлости) благословил".

Если французские военные с высшей похвалой отзывались об этом зимнем походе и в особенности о личном мужестве Бранденбургского курфюрста, они ни в коей мере не противоречили мнению французских политиков. Только для последних самым важным было, чтобы Фридрих Вильгельм совершал свои подвиги в Померании, или в еще более далекой Пруссии, но только не в Низовьях Рейна или в Эльзасе на стороне союзников. Они знали то, чего Фридрих Вильгельм все еще никак не мог осознать, а именно, что "Господнего благословения его оружия и его планов", как писал его друг из Клеве, далеко недостаточно; его планам не хватало "благословения" короля-солнца - Людовика XIV. Без него все бранденбургские завоевания в Шведской Померании были напрасны.

Потребовались еще очень болезненные переживания прежде, чем Фридрих Вильгельм усвоил этот жестокий урок. 16 февраля 1679 г. он в отличном настроении после одержанной победы отмечал свой 59-ый день рождения. Когда вскоре после этого ему сообщили, что уполномоченные кайзера в Нимвегене (сегодня Нейменген - Ф.С.), а Вельфские герцоги в Целле заключили с Францией мир, он этому просто не поверил. В особенности его шокировали дополнительные статьи, согласно которым в случае продолжения Бранденбургом и Данией войны против Швеции кайзер и Вельфы обязывались с оружием в руках принудить его к миру. Его "имперско-патриотическая" пропаганда, стремящаяся представить изгнание шведов из рейха и объединение Шведской Померании с Бранденбургом как общенациональную задачу, оказалась безуспешной.

Нидерландская республика и Дания гораздо больше были заинтересованы в установлении своего господства над Балтикой, чем в обеспечении Бранденбургу ведущего положения в империи. Да и кайзеру, по словам его гофмаршала Хохера, отнюдь не улыбалась перспектива воцарения в Померании нового "короля вандалов". Под "вандалами" имелись в виду венды, герцогом которых Фридрих Вильгельм именовал себя при перечислении своего полного титула. Другие германские князья, например, Вельфские герцоги, по меньшей мере с завистью наблюдали за расширением власти нашего Гогенцоллера, хотя бы потому, что это могло позволить ему бороться за имперскую корону.

Со времени подписания Вестфальского мира Бранденбург играл во французской политике роль "червя, подтачивающего изнутри" дом Габсбургов. Когда же он объединился с Австрией в противодействии стремлению Франции продвинуть свою восточную границу за Рейн, он "из своей роли вышел". В наказание Людовик XIV "откомандировал" шведов сперва в Бранденбургскую марку, а затем в Пруссию. Правда, при этом шведам крепко досталось, но ведь поражение Швеции не означало поражения Франции. Как же Франция могла допустить, чтобы ее, хоть и неудачливый, но верный союзник поплатился за свою вооруженную помощь потерей Передней Померании?

Еще летом 1678 г. Фридрих Вильгельм тайком посылал в Нимвеген своего "специалиста по Франции" Франца фон Мейндерса. Его задачей было дать понять французским дипломатам, что его господин готов заключить сепаратный мир "любой ценой", лишь бы ему была оставлена Передняя Померания. Когда Мейндерс в этом плане ничего не добился, ему было дано указание отправиться в Париж для продолжения переговоров. Однако все усилия были напрасны. Для того, чтобы сделать своего партнера на предстоящих мирных переговорах посговорчивей, Людовик XIV направил в марте свои войска в герцогство Клеве. Лишь с большим трудом Мейндерсу удалось добиться четырехнедельного перемирия.

Сомнительные попытки Фридриха Вильгельма подкупить через Мейндерса французского министра иностранных дел Симона Арно маркиза де Помпонна и даже фаворитку Людовика XIV госпожу де Монтеспан с тем, чтобы они походатайствовали перед своим господином за оставление Бранденбургу Передней Померании, не были приняты всерьез. В европейских дворах распространялись об этом злорадные и звучащие совершенно нереалистично анекдоты. При дворе Ганноверского герцога хорошо информированный благодаря интенсивной переписке с учеными и дипломатами Лейбниц писал тогда (по-французски): "Мейндерс, ведя переговоры с господином де Помпонном, предложил ему 100 000 талеров для него лично и 200 000 талеров для госпожи де Монтеспан. Тот громко рассмеялся, когда речь шла о госпоже де Монтеспан и больше ничего об этом не сказал. О себе же он сказал: "С моей стороны принять такое предложение было бы величайшей глупостью. Я получаю на расходы от моего короля ежегодно миллион ливров (330 000 талеров), которые в этом случае наверняка потеряю. Я доложу моему королю о Вашем предложении, но единственное, чего Вы в этом случае добьетесь, это того, что в будущем я ничего уже не смогу для Вас сделать".

Когда французы начали совершать свои набеги на графство Марк, вельфские войска стали готовить вторжение в Бранденбургскую марку, а через парижских банкиров Мейндерсу и Фридриху Вильгельму поступила доверительная информация о том, что финансируется новое нападение шведов на Пруссию, Мейндерс 29 июня 1679 г. в Сен-Жермен-ан-Ле (под Парижем) подписал Бранденбургско-Шведский мирный договор на условиях продиктованных Францией. Учитывая безнадежное положение Фридриха Вильгельма, эти условия были удивительно мягкими. Правда, Переднюю Померанию ему пришлось вернуть Швеции, но те районы Задней Померании, которые шведы продолжали удерживать вопреки статьям Ветфальского договора, были ему возвращены. Франция даже изъявляла готовность выплатить Бранденбургу за шведов 300 тысяч талеров в порядке возмещения военных убытков.

Когда в июле Фридрих Вильгельм должен был ратифицировать заключенный Мейндерсом сен-жерменский договор, его нрав, возмущенный невозможностью изменить реальность, взыграл напоследок еще раз, прежде чем он его подписал. Шверин писал остававшемуся в Париже Мейндерсу: "На него больно смотреть, когда он говорит о Штеттине".

Столь явно выраженное тогда отчаяние было конечно же подлинным и несомненно объяснимым с точки зрения бесполезно принесенных человеческих и материальных жертв. И все же, несмотря ни на что, Фридрих Вильгельм остался тем самым "Лисом" который никогда не сдается. Даже в этот момент он повторял своим доверенным лицам, что последнее слово о Штеттине еще не сказано.