ГЛАВА XXXIV

Ганноверская династия

Джордж (Георг) I по прозванию ГВЕЛЬФ

Родился в 1660 году	Взошел на престол 1 августа 1714 года
Умер 11 июня 1727 г.	Царствовал 123/4 года

(1714) В соответствии с актом о наследовании на Британский трон взошел Георг I, сын Эрнеста-Августа, первого курфюрста Брауншвейга, и принцессы Софии, правнучки Джеймса I. Его зрелый возраст (ему к этому времени шел пятьдесят шестой год), опыт и житейская мудрость, его многочисленные сторонники в Европе, где в это время воцарились мир и спокойствие, - все это говорило в его пользу и обещало ему мирное и счастливое царствование. Его способности, хотя и не блестящие, все же были достаточно хороши. К тому же он резко отличался по своему характеру от Стюартов, которым он наследовал. Их привычка покидать своих друзей в беде вошла в пословицу. Георг же, напротив, вскоре после своего прибытия в Англию заявил: "Мои главные принципы -- никогда не бросать своих друзей, поступать по справедливости со всеми на свете и никого не бояться".

Решительность и твердость Георга сочетались в нем с большим пристрастием к бизнесу. Однако в его отношении к Англии за ним все же числится один грех: он с большим рвением соблюдал интересы тех подданных, которых он оставил на континенте, чем тех которыми он прибыл править.

(Из детской книжки, читанной мной очень давно на английском, я выписал такую его характеристику: "Он был немец и говорить по-английски так и не научился; был глуповат и как король значил очень мало. При нем была впервые введена должность премьер-министра, который и был фактическим правителем. При нем же получило широкое развитие газетное дело, начатое еще при Чарльзе I." Аналогичное мнение о нем высказывает и Грин, который пишет, что оба первых представителя Ганноверской династии оставались в Англии иностранцами и очень мало значили как короли. - Ф.С.)

Не успела королева испустить дух, как собрался Тайный Совет и были приняты три решения, которыми несколько сторонников курфюрста назначались верховными судьями в дополнение к семи главным министрам королевства. Были изданы также указы, провозглашавшие Георга королем Англии, Шотландии и Ирландии. Графу Дорсету было поручено довести это решение до избранника и сопровождать его на пути в Англию. Регенты расставили высших офицеров, облеченных их доверием на важнейшие посты, усилили гарнизоны в Портсмуте и назначили знаменитого Эддисона государственным секретарем. Для вящего унижения его предшественника на этом посту, лорда Болинброка, тот был обязан каждое утро с портфелем бумаг ожидать в коридоре среди прислуги, где было много людей, специально подобранных для того, чтобы осмеивать и оскорблять его.

Никаких волнений или протестов против восшествия на престол нового короля не наблюдалось, и это лишний раз доказывало, что не было предпринято никаких попыток воспрепятствовать его воцарению. Когда он высадился в Гринвиче, его встречал герцог Нортумберлендский во главе лейб-гвардии и лордов регентства. Добравшись до опочивальни он послал за теми представителями знати, которые отличились особым рвением при возведении его на трон. Но лорд-канцлер герцог Ормонд и лорд-казначей не обнаружили себя в списках приглашенных.

Король, ставший таковым по инициативе какой-то одной фракции, является сувереном лишь половины своих подданных, однако, новоизбранного монарха это, казалось, не особо заботило. Его бедой, да и бедой всей нации было то, что его окружали люди, преследовавшие свои личные интересы и соответственно настраивавшие короля. Никто, кроме лидеров партии Вигов, не был допущен к управлению. Виги, делавшие вид, что сберегали корону для своего короля, всеми возможными способами стремились укрепить свои позиции, расширить свои связи и подсовывали королю на подпись выгодные им законы. Всеобщие и быстрые замены были произведены на всех постах, обеспечивавших честь, доверие и выгоду. Виги управляли сенатом и судом, на которые они оказывали давление. Они притесняли людей низшего звания суровыми законами, держа их на поводке отвратительных сословных разграничений, да еще приучали их называть это свободой!

Все эти действия вызывали недовольство в народе, которое значительно возросло и распространилось по всему королевству вследствие выявившихся пристрастий самого короля. Возобновлялись слухи о том, что церковь находится в опасности. В Бирмингеме, Бристоле, Норвиче и Ридинге все еще был жив дух поддержки Сэчеверела и его лозунгов. Там снова раздавался клич: "Долой Вигов и навсегда с Сэчеверелом!"

(1714 г.) После первого заседания нового парламента, где доминировали Виги, поддержанные королем, не ожидалось ничего, кроме мер насилия против бывших министров. И эти ожидания не обманули. Лорды выразили надежду, что король сумеет восстановить репутацию королевства на континенте, потерю которой они притворно оплакивали. Общины пошли гораздо дальше. Они декларировали свою решимость выяснить, в результате чего страдает страна, постановили выявить тех подстрекателей, на которых опирается Претендент и предать их заслуженной каре. Коварный замысел Вигов заключался в том, чтобы в течение этого и последующего царствования заклеймить всех, кто выражал недовольство их правлением, - как папистов, так и якобитов. Все, кто пытался выразить протест против насилия и жестокости проводимых Вигами мероприятий, обвинялись в стремлении водворить на трон Претендента. Поэтому люди в большинстве своем боялись выражать вслух свое недовольство, поскольку это приравнивалось к государственной измене, и в страхе молча терпели насилие со стороны своих притеснителей, внутренне ненавидя их, но опасаясь обнаружить свою ненависть.

Был назначен комитет, состоящий из 20 персон, для инспекции содержания всех газет во время последних мирных переговоров и для отбора тех из них, которые могли служить обвинением против бывших министров. Спустя некоторое время, после проведения расследования председатель комитета мистер Уолпол, объявил палате, что отчет составлен и что вот-вот выйдет постановление о задержании мистера Мэтью Прайора и мистера Томаса Харлея. Последние находились в этот момент в палате и были тут же арестованы и преданы суду. Затем он обвинил лорда Болинброка в государственной измене. Это повергло многих депутатов в изумление, но они были поражены еще больше, когда лорд Конингсби, поднявшись провозгласил: "Уважаемый председатель обвиняет только руку, а я обвиняю голову; он обвинил ученика, а я - учителей: графа Оксфорда и графа Мортимера в государственной измене и других преступлениях и проступках!".

РАЗДЕЛ II

(1714 г.) Когда на следующий день лорд Оксфорд появился в палате лордов, пэры шарахались от него, как от зачумленного, и он имел возможность убедиться в человеческой неблагодарности. Когда в палате общин были зачитаны статьи обвинения против него, разгорелись горячие дебаты о том, как квалифицировать его советы французскому королю относительно способа, которым тот может отобрать у голландцев Турне. Мистер Уолпол утверждал, что это является государственной изменой. Сэр Джозеф Джекил, известный Виг, заявил, что никогда не считал такие вещи изменой. Его принципом, сказал он, был справедливый подход ко всем людям от самых низких до самых высоких сословий. Он выразил надежду, что за ним признают его компетентность в законоведении и не решатся посчитать преступными такие действия. На это Уолпол с большим жаром отвечал, что найдется немало людей как в комитете, так и вне его, которые не уступая его оппоненту в честности и превосходя его в знании законов, согласятся с тем, что совершение таких действий должно быть приравнено к государственной измене.

Этот вопрос был решен не в пользу графа. Другие статьи обвинения также были одобрены палатой, и лорд Конингсби, поддержанный депутатами Вигами, передал дело на суд палаты лордов, требуя, чтобы графа лишили его места в парламенте и отдали под суд. При обсуждении этого вопроса в палате лордов голоса разделились. Те, кто были все еще на стороне смещенного министра, указывали на несправедливость и опасность такого решения общин. В конце концов, граф сам поднялся и с величайшим спокойствием заявил, что он со своей стороны всегда действовал согласно непосредственным инструкциям и приказаниям королевы, своей повелительницы, никогда не нарушал ни одного известного закона и вовсе не был заинтересован в жизни ничего не значащего старика¹.

На следующий день его арестовали, вручили ему на руки копию обвинительного заключения и предоставили один месяц для подготовки к защите. Несмотря на заявление д-ра Меда, что в случае заключения графа в Тауэр, его жизнь подвергнется опасности, он был отправлен туда.

В это время, поскольку герцог Ормонд и лорд Болинброк отказались сдаться добровольно в положенные сроки и бежали на континент, было приказано вычеркнуть их имена из списка пэров, а их поместья и имущество были подвергнуты инвентаризации и конфискации в пользу короны.

Лорд Оксфорд, заключенный в Тауэр, содержался там в течение двух лет, и все это время весь народ пребывал в непрерывном брожении после настоящего восстания, которое потерпело неудачу. После казни нескольких лордов, которые были захвачены с оружием в руках, страна пресытилась кровью, и граф Оксфорд ходатайствовал о том, чтобы над ним свершился суд. Он знал, что гнев народа, обращенный на тех, кто был действительно виновен, исчерпан, и надеялся на то, что по сравнению с их деяниями его дело будет выглядеть достаточно невинным. Для расследования его дела был назначен (по его требованию) день и палата общин получила приказ приготовиться к работе. В назначенный день в судебном помещении Вестминстер-Холла собрались и пэры. В качестве верховного судьи председательствовал лорд Каупер. Между лордами и общинами разгорелся диспут о характере предстоящего суда, поскольку лорды настаивали на том, что подсудимый должен находиться на свободе. Этому диспуту он, возможно обязан как сохранением титула, так и дальнейшей своей судьбой; ведь обвинения, вменяющие ему в вину государственную измену были одновременно и пустыми и грозными, так что жизнь его вне всяких сомнений подвергалась опасности.

Тем временем карательные процедуры возбудили возмущение в народе, который понял, что пути к королевской милости закрыты для всех, кроме узкой группки людей. В Шотландии разгорелось пламя настоящего восстания. Граф Мар, собрав в горах три сотни своих вассалов, провозгласил права Претендента в Каслдауне, водрузил его знамя в местечке под названием Брэймэйр и принял на себя титул генерал-лейтенанта сил его величества. Для поддержки этого выступления в Шотландию прибыли два корабля из Франции с оружием, амуницией и группой офицеров, которые заверили графа в том, что вскоре прибудет и сам Претендент, чтобы лично возглавить свои силы. В соответствии с этими обещаниями граф вскоре оказался во главе 10-тысячной армии хорошо вооруженных и снабженных солдат. Герцог Аргайл, информированный о его намерениях, желая во чтобы то ни стало доказать свою лояльность правительству, решил дать графу сражение вблизи Дамблэйна, хотя у него было вдвое меньше солдат, чем у его противника. После нескольких часов сражения обе стороны отвели свои войска, причем каждая сторона считала себя победителем. Хотя поле боя не осталось ни за одной из сторон, честь этого дня и определенные преимущества принадлежали герцогу Аргайлу. Ему было довольно и того, что он остановил продвижение противника, ибо в этих условиях промедление было бы равносильно поражению.

Вскоре граф Мар обнаружил, что его потери возросли. Замок Инвернес, владельцем которого он был, был сдан королю лордом Ловатом, который до этого обещал действовать в интересах Претендента. Маркиз Туллибардайн покинул графа, чтобы защищать свои собственные владения. Многие кланы, видя, что следующее сражение произойдет не скоро, спокойно вернулись домой; ведь нерегулярную армию гораздо легче собрать на бой, чем удерживать в течение длительной кампании.

Тем временем восстание в Англии происходило еще менее удачно. Вскоре после того, как Претендент затеял в Париже это необдуманное предприятие, в котором были замешаны герцог Ормонд и лорд Болинброк, лорд Стэйл, английский посол во Франции, проник во все их замыслы и регулярно отсылал в Лондон отчеты о замышляемых мерах по их осуществлению и о всех участниках заговора. После получения первых сведений о восстании были арестованы несколько лордов и джентльменов, находившихся под подозрением. Графы Хьюм, Уинтон, Кинноул и др. были задержаны в замке Эдинбурга. Король получил согласие нижней палаты на арест сэра Уильяма Уиндхэма, сэра Джона Пэккинтона, Гарвея Комбе и других. Лорды Лэндсдаун и Данлин были преданы суду. Тесть сэра Уиндхэма герцог Сомерсет предложил себя в качестве поручителя за его явку, но его порука была отвергнута.

РАЗДЕЛ III

(1715 г.) Эти меры все же не смогли предотвратить мятежа, уже полыхавшего в западных графствах. Однако он был слабо подготовлен, бездарно руководим, да и каждый шаг заговорщиков становился известным правительству, когда он только еще замышлялся. Поэтому многие мятежи были подавлены в самом зародыше. В данном случае строгие меры были приняты по отношению к Оксфордскому университету. Генерал-майор Пеннер во главе крупного отряда драгун овладел городом и объявил, что каждый студент, покинувший пределы его уважаемого колледжа, будет немедленно расстрелян. А тем временем мятеж в северных графствах достиг максимального накала. В октябре 1715 г. граф Дервентуотер и мистер Форстер, собрав небольшой конный отряд, возглавили восстание и, присоединяя к себе силы с обеих сторон шотландской границы, вновь провозгласили Претендента королем. Их первой попыткой было захватить Ньюкасл, где у них было много друзей, но, обнаружив, что ворота заперты, они предпочли отступить к Хексхэму. Для их подавления был направлен генерал Карпентер во главе отряда в 900 человек, и сражение ожидалось с часу на час. Восставшие проследовали через Кендал и Ланкастер к Престону, который они захватили, не встретив сопротивления. Но это был последний успех плохо организованного восстания, ибо генерал Уиллз во главе 700 солдат подступил к городу и предпринял действия, исключавшие для восставших возможность ускользнуть. Они, тем не менее, начали строить баррикады и, превратив город в бастион, отбили первую атаку королевских сил. Однако на следующий день к Уиллзу присоединился Карпентер, и город был окружен со всех сторон. В этой безнадежной ситуации, в которую восставшие загнали себя сами своей чрезмерной поспешностью, Форстер надеялся на почетную капитуляцию и, дабы обсудить ее условия, послал к генералам в качестве парламентера захваченного в плен полковника Оксбурга в сопровождении трубача. Однако Уиллз отверг это предложение и заявил, что не намерен вступать в переговоры с мятежниками и что единственное, на что они могут рассчитывать, это безоговорочная капитуляция; в противном случае они будут немедленно уничтожены. Это были тяжелые условия, но ничего лучшего восставшим не оставалось. Поэтому они сложили оружие и были заключены под стражу. Всем лидерам и вельможам была сохранена жизнь, за исключением нескольких офицеров, дезертировавших из королевской армии, которых расстреляли по приговору военно-полевого суда. Простой люд был размещен по тюрьмам Честера и Ливерпуля, а зачинщики мятежа были отправлены в Лондон и проведены через улицы, связанные по рукам и друг с другом, для устрашения их сторонников.

Тем временем Претендент в тщете своих ожиданий был убежден в том, что вся страна поднимется в едином порыве в защиту его притязаний. В действительности дела его были плохи, но ослепленный честолюбием, он решил рискнуть и лично появиться в Шотландии среди своих друзей. С этой целью он скрытно пересек Францию и, наняв небольшое суденышко в Дюнкерке, через несколько дней добрался на нем до берегов Шотландии в сопровождении всего шести спутников. Неузнанным он пробрался через Абердин к Фетероссе, где был встречен графом Маром и еще 30-ю вельможами и джентльменами высшего ранга. Здесь он был торжественно провозглашен королем. Его декларация, напечатанная еще в Коммерси (Лотарингия), была распространена заранее, и когда он прибыл в Данди, ему была оказано публичное чествование. Оттуда он проследовал в Скон, где рассчитывал совершить церемонию коронации. Он приказал совершить государственный молебен по случаю его благополучного прибытия, насладился молитвами за него своих министров в их персональных церквях и, не обладая ни малейшей долей реальной власти, провел церемонию коронации, что придало характер фарса всему его поведению. Проведя таким образом долгое время в мало значащих публичных мероприятиях, он решил закончить это представление с тем же легкомыслием, с каким оно было начато. Произнося речь перед своим высоким советом, он проинформировал своих слушателей о том, что нуждается в деньгах, оружии и амуниции, необходимых для ведения военной кампании, а потому за неимением оных к сожалению вынужден их покинуть. Он снова сел на борт французского судна, ожидавшего его в гавани Монтроза, и в сопровождении нескольких лордов, - его советников, через 5 дней прибыл в Гравлин.

Так закончилось восстание, предпринять которое мог только глупец, а поддержать - только опрометчивый. Однако, хотя врагов у победителей не осталось, их ярость нисколько не смягчалась их успехами. В действие вступил закон, имеющий целью беспощадный террор. Тюрьмы Лондона были забиты несчастными, которых правительство не собиралось прощать. Общины, обращаясь к короне, объявили о том, что они со всею суровостью будут наказывать зачинщиков восстания. В соответствии с этим графы Дерветуотер, Нитисдэйл, Корнуот и Уинтаун, лорды Уидрингтон, Кенмуар и Нэйрн были судимы, признаны виновными и, за исключением лорда Уинтауна, приговорены к смертной казни. Никакие просьбы о помиловании не могли смягчить министров и внушить им жалость к несчастным. Был отдан приказ немедленно привести приговор Дервентуотеру, Нитисдэйлу и Кенмуару в исполнение (приговоры остальным были отложены). Тем не менее, Нитисдэйлу представилась возможность сбежать переодетым в женское платье, которое ему пронесла его мать за день до назначенной казни.

Дервентуотер и Кенмуар были отправлены в назначенный день на эшафот Тауэр-Хилла. Оба встретили приговор с мужественным спокойствием и, казалось, были тронуты происходящим в гораздо меньшей степени, чем люди, наблюдавшие казнь и сочувствовавшие осужденным.

В начале апреля комиссары ведущие расследования, получили в палате общин поощрение своей суровости при рассмотрении дела Форстера, Макинтоша и 20 их товарищей. Форстеру удалось бежать из Ньюгейта и добраться до контенента живым и невредимым. Остальные просили признать их невиновными. Питс, сторож Ньюгейта, был заподозрен в содействии бегству Форстера, подвергнут суду, но опрадан за неимением прямых улик. А Макинтош и несколько других заключенных, не вынеся сурового обращения, скрутили сторожа и тюремщика, обезоружили часовых и также бежали. Суд с ожесточением принялся за оставшихся в тюрьме. Четыре или пять из них были повешены, выпотрошены и четвертованы в Тайберне. Двадцать два человека были казнены в Престоне и Манчестере, и около тысячи заключенных были помилованы королем, если только можно считать помилованием ссылку в Северную Америку.

Случившийся несколько позже разрыв с Испанией снова возродил увядшие было ожидания Претендента и его приверженцев. Они возлагали надежды на новое вторжение с помощью испанского министра кардинала Альберони. Герцог Ормонд был назначен руководить этой экспедицией. Он получил от испанского правительства флот из десяти военных и транспортных кораблей, на борту которых находилось 6000 солдат регулярных войск с оружием еще на 12000 человек. Но судьба была к ним так же неблагосклонна, как и раньше. Едва подняв паруса и отчалив от мыса Финнстерре, они попали в бешеный шторм, который разметал корабли и сорвал всю экспедицию. Эта неудача вкупе с поражением испанских войск в Сицилии и других частях Европы вынудили Филиппа искать мира, и он в конце концов согласился подписать четырехсторонний договор. По тем временам это рассматривалось, как большое достижение для Англии, хотя реально она ни чего не приобрела в результате ратификации этого договора.

ПОЯСНЕНИЕ ПЕРЕВОДЧИКА

Вот суть этого конфликта, как ее излагает Дж.Р. Грин. "После смерти Людовика XIV в 1715 г. Франция управлялась герцогом Орлеанским, осуществлявшим регентство при малолетнем короле Людовике XV (правнуке Людовика XIV). Герцог был ближайшим наследником короны при условии соблюдения Филиппом Испанским отречения от нее по Утрехтскому договору. Однако было хорошо известно, что Филипп не склонен соблюдать это условие, и что испанцы мечтают вернуть все, что они потеряли в прошлой войне. Такая попытка означала бы вызов всей Европе, поскольку принц Савойский получил Сицилию, император владел Нидерландами, Неаполем и Миланом, Голландия считала Барьер крепостей во Фландрии гарантом своей безопасности, а Англия дорожила монополией на торговлю с Америкой. Однако кардинал Альберони, возглавлявший испанское правительство, пошел на риск и в то время, как его повелитель плел интриги против регента, обещал якобитам поддержку как средство предотвратить вмешательство Англии в дела на континенте. Его первым шагом было вернуть итальянские провинции, утраченные Филиппом, и он оккупировал Сардинию в 1717 г. Англия и Франция тут же объединились в союз, который гарантировал Орлеанскому дому наследование французской короны в случае, если Людовик XV умрет, не оставив наследников, а Ганноверской династии - английский престол. К этому союзу примкнула, правда без особого энтузиазма, Голландия.

В 1718 г. после высадки испанцев в Сицилии туда был отправлен корпус английских войск, и союзники одержали решительную победу".

РАЗДЕЛ IV

(1721 г.) Примерно в это же время некий шотландец по имени Джон Ло надул всю Францию, где он создал компанию под названием Миссиссипской, обещая, что она принесет людям несметные богатства. В конце концов она лопнула, принеся французскому народу разорение и несчастья. Вскоре после этого и английский народ был вовлечен в очень похожую аферу под названием Южноморского проекта, последствия которой еще долго сказывались на судьбах тысяч людей.

Для того, чтобы вкратце изложить суть дела, следует напомнить, что со времени революции короля Вильяма, правительство, не имея ни достаточных субсидий парламента, ни времени, достаточного для сбора средств, всегда прибегало к займам у различных компаний или богатых купцов, в том числе у компании, торговавшей с Южным морем. Эта компания, задолжав правительству 10 млн. фунтов стерлингов², погашала долг, получая вместо 600 тысяч фунтов, которые она имела ранее как долю в прибыли, всего лишь 500 тысяч.

В этой ситуации некий Блаунт, матерый ростовщик, наделенный превеликими ловкостью и умением внушать доверие, - качествами, необходимыми для такого предприятия, предложил правительству от имени Южноморской компании скупить все долги различных компаний и торговцев и, таким образом, стать единственным кредитором государства. Условия, которые компания предложила правительству, были в высшей степени выгодными для него. Южноморская компания должна была выкупить национальные долги из рук частных кредиторов государства на тех условиях, которые тех удовлетворяли, а сама претендовала на то, чтобы парламент разрешил ей присваивать себе 5% прибыли от тех средств, которые должны были попасть к ней в руки, в течение 6 лет. Затем ее доля сокращалась до 4% и могла в любое время быть изменена парламентом.

Но вот тут начиналась вторая часть этого плана, полная мошенничества и пагубы. Поскольку руководство компании не могло и в мечтах располагать такими средствами, чтобы скупить все правительственные долги, оно просило полномочия (и было наделено таковыми) собрать эти средства путем учреждения подписки на проект торговли в Южном море. При этом оно сулило солидные барыши, которые были преувеличены до невиданных размеров воображаемыми коммерческими талантами своих директоров, а еще более жадностью и доверчивостью подписчиков. Таким образом, всем кредиторам правительства было предложено обменять свои векселя на акции Южноморской компании.

Не успело руководство компании открыть подписку, как толпы коммерсантов бросились в обменные пункты. Этот ажиотаж искусно подогревался и распространялся все шире и шире. Буквально за несколько дней акции компании были распроданы по цене, вдвое превышающей ту, за которую они были куплены. План превзошел ожидания людей, задумавших его. Вся нация была заражена духом алчной предприимчивости. Страсть к наживе победила здравый смысл, и стоимость акций превысила их подписную цену почти в десять раз.

Однако по прошествии нескольких месяцев люди очнулись от своих снов о богатстве и обнаружили, что ожидаемые прибыли существовали только в воображении. Тысячи людей оказались полностью разоренными. Главные преступники понесли наказание; парламент конфисковал все их имущество, приобретенное за счет всеобщего безумия, и отчасти возместил потери пострадавшим. Недовольство, порожденное этим поистине всенародным бедствием, оживило надежды побежденной партии вновь пробрести влияние и силу. Однако, во всех своих действиях Тори проявили слабость, разобщенность и колебания тогда, как их оппоненты внимательно следили за происходящим.

Первым, кто был задержан по подозрению в нелояльности, был епископ Рочестерский Фрэнсис Аттербери, прелат, давно уже неугодный правительству и обладавший талантами, которые внушали опасения противостоявшим ему министрам. Его бумаги были изъяты, а сам он был заключен в Тауэр. Вскоре были арестованы и подвергнуты тюремному заключению герцог Норфолк, граф Орри, лорды Норт и Грей, а также несколько людей более низкого ранга. Из них, однако, суровым мерам были подвергнуты только епископ, который был изгнан, и некий мистер Лэйер, которого повесили в Тайберне. Обвинения против остальных не были подкреплены убедительными уликами.

Примерно в это время общины, обнаружив, что в суде лорда-канцлера творятся многие злоупотребления, препятствующие отправлению закона и порождающие коррупцию, решили обвинить лорда-канцлера Томаса, герцога Мэкклсфилда в совершении тяжелых преступлений и предать его суду палаты лордов. Это было одно из самых трудных дел в судебной истории Англии. Суд продолжался в течение 20 дней. Граф сумел доказать, что суммы, которые он получал от продажи мест в канцлерском суде, получали и его предшественники на этом посту. Однако было признано, что такая оплата судебных мест противоречит закону. Таким образом, право возобладало над прецедентом; граф был обвинен в мошеннической практике и приговорен к штрафу в 30 тысяч фунтов с пребыванием в тюрьме до тех пор, пока он не выплатит эту сумму. В соответствии с этим решением он был освобожден через 6 недель.

Таким образом, вместе с ростом богатства нации расцвели алчность, корысть и коррупция; коммерция способствовала возникновению мошенничества, а достаток привел к расточительству. Следует признать, что парламент предпринял усилия, направленные на сдерживание порока и аморальных деяний, которые начали теперь проникать во все сферы жизни. Но эти усилия не нашли поддержки ни в правительстве, ни в народе.

(1727 г.) Прошло два года с тех пор, как король последний раз посещал свое родовое - Ганноверское княжество. Поэтому после закрытия парламентской сессии он готовился снова туда поехать. Назначив регента на время своего отсутствия, он отплыл в Голландию и, сойдя на берег в небольшом городке Вут (Voet), он почувствовал недомогание. На следующий день он продолжил свой путь и через два дня между 10 и 11 часами ночи прибыл в Дельден, судя по внешнему виду, совершенно здоровым. Он был там очень сердечно встречен и продолжил свой путь на следующее утро, но между 8 и 9 часами велел остановить карету.

Заметив, что одна рука у него лежит неподвижно, мсье Фабрис, служивший прежде у короля Швеции, пытался восстановить циркуляцию крови, зажав руку короля в своих руках. Поскольку это не возымело действия, он позвал врача, следовавшего за ними верхом. Тот стал растирать королю руку. У короля начал распухать язык, но он нашел в себе силы приказать им поспешить в Оснабрюк. Затем, упав бесчувственным на руки Фабрису, больше не приходил в себя. На следующее утро в 11 часов он скончался на 68-ом году жизни и на 13-ом году своего царствования.

СУВЕРЕНЫ СОВРЕМЕННИКИ ГЕОРГА I

Папы Римские: Клемент XI - 1700, Иннокентий XIII - 1721, Бенедикт XIII - 1724;

Император Германии: Карл VI - 1711;

Император турок: Ахмет III - 1703;

Император России: Петр Великий, первый император - 1722;

(Здесь помещен портрет Петра I, довольно не похожий на привычные нам изображения, в сопровождении следующего текста: "Возникновение обширной Российской империи было всецело обусловлено доблестью и энергичной политикой Петра, который принял титул императора в 1722 году и был признан всеми державами Европы в 1725 году. История этого монарха граничит с фантастикой. В самом деле, каждое событие в его жизни вызывает изумление. С помощью иностранных офицеров он создал армию, в которой сам служил барабанщиком или рядовым солдатом. Инкогнито он посетил Англию и Голландию с тем, чтобы изучить искусство кораблестроения и т.д. См. "Историю России" Вольтера.)

Императрица России: Екатерина I - 1725;

Короли Франции: Людовик XIV - 1643, Людовик XV - 1715;

Король Испании Филипп V - 1700;

Король Португалии: Жуан V -1706;

Король Дании: Фредерик IV - 1699;

Короли и королева Швеции: Карл XII - 1697, Ульрика-Элеонора - 1718, Фредерик - 1720;

Король Пруссии: Фридрих Вильгельм I -1713.

ВЫДАЮЩИЕСЯ ЛИЧНОСТИ

Принц Джеймс, именуемый Претендентом; Роберт, граф Оксфорд; лорд Болинброк; сэр Роберт Уолпол (1676 - 1745); сэр Вильям Виндхэм; Вильям Палтеней; Джон, лорд Гервей; Джон Персиваль, граф Эгмонт; Фрэнсис Аттербери (1622 - 1731); сэр Айзек (Исаак) Ньютон (1643 - 1727); сэр Джон Блант и мистер Джон Ло авторы Южноморского проекта; Де Фо (1663 - 1731); Д-р Ричард Бентли(1662 - 1742); Архиепископ Поттер (1673 - 1747); Д-р Придо (1648 - 1724); д-р Уатс (1674 - 1749); Гэй (1688 - 1732); Конгрив ; д-р Ларднер; сэр Джеймс Торнхилл, художник (1676 - 1732); Парнелл (1679 - 1717).

Особо даны сведения еще о двух личностях, приведенные под их портретами.

АЛЕКСАНДР ПОП (1688 - 1744) - знаменитый поэт. За его первой книгой "Эссе о критицизме" последовали "Илиада" и "Одиссея". Слава, обусловленная успехом его произведений, доставила ему и множество недоброжелателей среди писателей низшего класса, обрушивших на него частые и желчные нападки. В 1727 г. он выразил свое презрение к ним в пародийной героической поэме под названием "Дунсиада". В 1729 г. он выпустил в свет свое "Эссе о человеке", вызвавшее всеобщее восхищение.

ЛЕДИ МОНТЕГЮ

Леди Мэри Уортли Монтегю (1690--1762), прославившаяся своими литературными произведениями, была старшей дочерью герцога Кингстонского. Она сопровождала своего мужа, назначенного послом в Константинополе, и описала свое путешествие в очень занимательном очерке, содержащем множество любопытных фактов относительно обычаев и нравов турков. Ее жизнь изобиловала множеством приключений; она знаменита также и тем, что первой ввела в английскую практику прививки от инфекционных заболеваний. Ее письма безусловно ставят ее на первое место среди представительниц эпистолярного жанра в Великобритании.

Поп и леди Монтегю в течение многих лет были связаны тесной дружбой, основанной на единстве поэтического вкуса. Когда Георг II взошел на трон, они разошлись во мнениях и с тех пор стали непримиримыми врагами, адресовавшими друг другу полные желчи сатирические памфлеты, которые были недостойны их таланта и характера.