Глава XXXV

Георг II

Раздел I

Препроводив монарха в мир блаженств,
Подобно Фениксу из пепла тут восстал
Второй Георг, исполнен совершенств,
Которыми его отец блистал.

Каннингем

(1727 г.) После смерти Георга I на престол взошел его сын Георг II, человек, по своим способностям уступающий покойному королю и к тому же еще более поглощенный делами в своих германских владениях. Главной персоной, получившей наибольшее влияние на нового монарха, стал сэр Роберт Уолпол, который, несмотря на низкое происхождение, достиг очень больших высот в государстве. При Анне он чуть было не пострадал за свои убеждения, и когда тори, потеряв власть, уже не могли больше преследовать его, он все еще сохранял к ним прежнюю ненависть. Возможно, защита все более сокращающихся прерогатив короны и была первоначальной целью его намерений, однако вскоре те самые меры, которыми он рассчитывал этого добиться, оказались наиболее эффективным средством достичь обратного. Он развратил палату общин, обогатив ее членов и сделав их более влиятельными, а они охотно распоряжались теми миллионами, которые он позволил им так свободно поделить. Такая тенденция, естественно, породила оппозицию. Однако он обладал в высшей степени флегматичной нечувствительностью к упрекам и спокойной и бесстрастной манерой обсуждать самые острые темы, как бы желая вызвать к себе доверие. Речь его была довольно гладкой, однако без претензий на особое красноречие, а манеры убеждали отсутствием игры и притворства.

Тем временем в международных отношениях возникли осложнения. Испанцы были первыми, кто счел необязательным соблюдение договоров, заключенных в предыдущее царствование, если из их нарушения можно извлечь выгоду.

Люди наших островов в Вест-Индии давно уже промышляли нелегальной торговлей с испанскими подданными в Южной Америке и, когда оказывались уличенными в этом, подвергались суровым наказаниям, а их товары конфисковывались в пользу испанской короны. Эта безрассудно-смелая страсть к приключениям с одной стороны и неотвратимость наказания - с другой - неоднократно приводили к тому, что вместе с виновными страдали и безвинные. Поэтому поступало немало жалоб (возможно отчасти и справедливых) на то, что английские купцы преследуются испанскими военными кораблями у южных берегов Америки, как если бы они были пиратами, и подвергаются форменному грабежу.

Английское правительство, понимая, что не следует верить каждому такому сообщению, которое могло быть вызвано либо традиционной ненавистью, либо просто алчностью, все же ожидало, что система, разработанная в мирном договоре (гордость британской дипломатии) обеспечит удовлетворение этих жалоб, и обещало своему народу, что будут приняты должные меры. В конце концов, жалобы стали более частыми, и купцы обратились с петицией в палату общин, которая всесторонне обсудила этот вопрос. Были рассмотрены свидетельства нескольких пострадавших, которые были необоснованно задержаны и подверглись очень жестокому обращению. Один человек , хозяин торгового судна, перенес особенно тяжкие страдания, которые он в деталях описал в палате общин. Он рассказал о том, как его ограбили, обобрав до нитки, отрезали ему уши и готовились предать его смерти. "И я обратился к Богу с молитвой о прощении, -- сказал он, -- и к моей стране, взывая о возмездии". Эти рассказы возбудили в народе сильное возмущение, поощрять которое было, однако, не в интересах правительства, а возможно и всей нации.

Были начаты переговоры, и новые посредники предложили свои услуги. В Вене между императором, королем Англии и королем Испании был подписан договор, который вновь вернул Европу к миру и на время отодвинул угрозу войны. На этот договор король Англии возлагал надежду, что он покончит с войнами вообще. Дон Карлос после смерти герцога Пармского с помощью английского флота вступил в мирное обладание Пармой и Пьяченцей в то время, как 6000 испанцев были спокойно пропущены в герцогство Тосканское, где он были расквартированы с целью обеспечить его возвращение на Пармский престол. Мирный период продолжался некоторое время, за которое не случилось ничего особенного, если не считать диспутов в британском парламенте между придворной и сельской партиями, становившихся все более ожесточенными.

(1731 г.) В этот век притворной благотворительности группа людей объединилась в компанию под названием "Благотворительная Корпорация", провозглашая намерение одалживать деньги бедным людям под небольшие проценты, а персонам более высокого ранга - под надлежащий залог. Капитал этой компании первоначально составлял 30 тысяч фунтов, но затем они довели его до 600 тысяч. Эти деньги были собраны по подписке, а руководство капиталом было возложено на нескольких директоров. После того, как компания просуществовала более 20 лет, кассир Джордж Робинсон, член совета директоров Марло и кладовщик Джон Томпсон в один прекрасный день исчезли. При этом обнаружилось, что 5 тысяч фунтов капитала присвоены непонятным образом и похищены. Поэтому хозяева обратились в палату общин с петицией, где были изложены обстоятельства хищения и бедственное состояние, в котором оказались многие из них. Был назначен секретный комитет с целью расследовать это преступление. Он раскрыл всю неприглядную картину этого хищения, которое осуществили Робинсон и Томпсон в сговоре с несколькими директорами с целью присвоения капитала и обмана владельцев. В это грязное дело оказались замешанными многие люди высокого положения, и даже самые видные персоны в государстве не избежали недоверия и проверки.

Дух жадности и стяжательства проник во все слои общества, затронул все стороны жизни того времени. Не менее шести членов парламента были изгнаны за грязные действия и мошенничество: сэр Роберт Саттон, сэр Арчибальд Грант и Джордж Робинсон - за недобросовестное и корыстное руководство "Благотворительной Корпорацией"; Деннис Бонд и адвокат Бэрч - за мошенническую распродажу имущества покойного графа Дерветуотера и, наконец, Джон Уорд, лорд Хэкни - за подделку документов. Роскошь и мотовство породили самые подлые и постыдные способы казнокрадства.

Как было заявлено в палате лордов в то время ни один шиллинг из конфискованных имуществ не был потрачен на народные нужды, но стал объектом мошенничества и казнокрадства.

Раздел II

О славе Англии поведать час настал,
О том, как сбили мы Испании запал,
Как Вернон бился и как Порто-Белло пал.

Диббин

В 1732 г. всеобщее внимание привлек разработанный сэром Робертом Уолполом план введения генерального акциза. Министр внес его на голосование в палату общин, обратив внимание депутатов на укрывательство от налогов и другие мошенничества лондонских агентов, нанимаемых американскими плантаторами для продажи их табака. С целью воспрепятствовать этим проделкам он предложил вместо взимания таможенных сборов с табака, производившихся в обычном порядке, размещать отныне все импортные товары в специальных товарных складах под присмотром офицеров короны, чтобы затем, когда владелец найдет покупателя и заключит сделку, облагать эти товары налогом с продаж в размере 4 пенсов с каждого вырученного фунта. Это предложение вызвало яростный протест как в колониях, так и в метрополии. Говорили о том, что претворение его в жизнь так ударит по торговым агентам, что они не смогут вести торговлю; что такой проект ничуть не искоренит того зла, против которого он направлен; утверждалось также, будто потребуется слишком много дополнительных акцизных чиновников и обслуживающего склады персонала; что, пойдя на такой шаг, правительство создаст угрозу для свободы и независимости граждан.

Таковы были аргументы, приводимые с целью восстановить англичан против введения этого закона, аргументы внешне убедительные, но в сущности мало обоснованные, ибо при всех недостатках этого проекта он обеспечил бы более быстрый и эффективный сбор налогов с продажи табака и других товаров и перекрыл бы пути к мошенничеству и укрывательству от налогов. Однако народ пришел в такое возбуждение, что здание парламента было окружено многолюдной толпой яростно протестующих. Правительство, напуганное таким нажимом, было вынуждено отказаться от этого плана. Провал этого билля был отпразднован в Лондоне и Вестминстере с бурным весельем; во время чего участники этой вакханалии демонстративно жгли портреты министра.

А между тем со времени заключения Утрехтского договора испанцы в Америке не переставали подвергать торговлю Великобритании в Америке оскорбительным ограничениям, так что английские купцы были вынуждены заниматься контрабандой в испанских владениях. Право на вырубку сандалового дерева на берегах залива Кампечи, которое предоставлял Великобритании Утрехтский договор, давало английским торговцам возможность провозить контрабандные товары на континент. Дабы пресечь такую возможность, испанцы решили аннулировать это право. Дело в том, что оно, хоть и признавалось неоднократно, но ни в одном из официальных договоров не рассматривалось как нечто важное и не было оговорено специальной статьей.

Испанские фрегаты, направленные для охраны побережья, усилили притеснение английских торговых судов. Многие британские подданные были сосланы на рудники в Потоси и лишены какой-либо возможности дать о себе знать, а стало быть и надежды на выручку. Протесты испанскому двору на нарушение договора следовали один за другим, но единственным ответом на них были обещания провести расследование, что однако не влекло за собой никаких изменений. Наши коммерсанты подавали правительству отчаянные жалобы, но министры напрасно ожидали от переговоров ожидаемого удовлетворения, которое могло быть достигнуто только силой оружия.

Робость, проявляемая двором Великобритании, только поощряла наглость врага, чьи сторожевые суда стали захватывать не только контрабандистов, но и ни в чем не повинные суда, плавающие в испанских водах. Наконец, жалобы британских торговцев были услышаны в палате общин и по настоянию совета официально рассмотрены там. И поскольку вскоре обнаружилось, что Испания отказывается уплатить компенсацию, на которую она ранее соглашалась, было постановлено, что нет никакого смысла медлить с ответом. Поэтому министр, дабы потрафить общему настрою и исправить свои прежние недочеты, заверил палату, что согласен на объявление войны. Вскоре были разосланы распоряжения об ответных репрессалиях против испанцев, что с обеих сторон было расценено как неизбежность военных действий, и обе державы начали усердно готовиться к ним как на суше, так и на море.

В этой тревожной обстановке французский министр объявил в Гааге, что его повелитель считает себя обязанным согласно договору поддержать короля Испании. Таким образом, альянсы, заключенные всего лишь двадцать лет назад, были обращены теперь в свою противоположность. Так, если раньше Франция и Англия выстпали совместно против Испании, то теперь Франция объединилась с Испанией против Англии. Воистину государственные деятели не должны возлагать больших надежд на прочность договоров, когда нет сверхдержавы, способной гарантировать их соблюдение.

(1739 г.) Разрыв между Англией и Испанией стал неотвратим, и люди, которые давно уже призывали к войне, стали испытывать небывалый подъем по мере ее приближения. Правительство, видя, что войны не избежать, начало серьезные приготовления к ней. Были отданы приказы об увеличения численности армии и военно-морского флота. Война была объявлена с подобающей торжественностью, и вскоре в Средиземном море были захвачены два богатых трофея. В Вест-Индию с целью потревожить врага и в этой части света был направлен флот под командованием адмирала Вернона, - человека, которому мужество заменяло недостаток опыта, чья самонадеянность намного превышала искусство военного моряка. Он уверял палату общин, что Порто-Белло, город и морскую крепость в Южной Америке, можно легко захватить, и что он лично берется решить эту задачу всего лишь с шестью военными кораблями. Это заявление показалось столь невозможным и бессмысленным, что было высмеяно правительством, но поскольку он настаивал на нем, было решено согласиться с ним в тайной надежде на то, что провал этой операции подорвет доверие к партии войны. Однако надежды эти не оправдались, так как он действительно атаковал шестью военными кораблями и разгромил фортификации порта и удалился победителем, потеряв всего одного человека. Значение этой победы было сильно преувеличено, и она была осыпана панегириками на родине, хотя триумф этот далеко превосходил истинную ценность проведенной операции.

Пока шли приготовления к дальнейшим действиям, в Южное море была направлена еще одна военная эскадра под командованием коммодора Энсона. Ее задачей было пройти через Магелланов пролив и, следуя северным курсом вдоль берегов Чили и Перу, соединить свои силы с флотом Вернона для военных действий в районе Панамского перешейка. Ошибки и промедления правительства частично сорвали этот очень хорошо продуманный план. Лишь поздней осенью коммодор отплыл с пятью линейными кораблями, одним фрегатом и двумя небольшими судами, имея на борту около 1400 человек. Достигнув берегов Бразилии, он провел некоторое время на острове Св. Екатерины, где его люди смогли отдохнуть и насладиться зеленью и обилием фруктов роскошного тропического климата. Отсюда он снова направился на юг, в более холодные и бурные воды и через 5 месяцев, выдержав ужасный шторм, обогнул мыс Горн. К этому времени флот был потрепан бурей, а экипаж обессилен цингой. С большим трудом они достигли восхитительного острова Хуан Фернандес в южной части Океана, знаменитого тем, что здесь провел отшельником несколько лет Александр Селькирк, чьи приключения легли в основу сказочной истории, рассказанной Даниэлем Дефо. Здесь к Энсону присоединились еще два судна, на одном из которых было семь пушек. Они вновь продвинулись на север, высадились на берегах Чили и ночью атаковали город Паита. В этой смелой попытке Энсон совсем не использовал орудия своих кораблей, да и не высадил всех своих солдат; лишь несколько человек, пользуясь темнотой, сумели привести город в ужас и замешательство. Начальник гарнизона вместе со своими людьми, а также горожане разбежались кто куда: привыкнув поступать жестоко со своими жертвами, они ожидали того же со стороны англичан. Так горстка британцев овладела городом, который в течение трех дней был подвергнут грабежу, а затем предан огню.

Раздел III

Но лавром кто увенчан с ликованьем,
Кто собирает преклоненья дань,
Какому идолу, подавшись на обман,
Доверчивый народ несет свое признанье?

Анон

(1740 г.) Вскоре эта небольшая эскадра установила полный контроль над западной частью Панамского перешейка между Северной и Южной Америками. Коммодор возлагал теперь надежду на поимку испанских кораблей, осуществлявших торговлю между Филиппинами и Мексикой. Из этих сказочно богатых кораблей всего один или два совершали рейсы от одного континента к другому. Это были очень крупные суда, способные перевозить большое количество товаров и, соответственно хорошо вооруженных, чтобы защитить себя. В надежде встретить один из таких кораблей коммодор со своей маленькой эскадрой пересек Тихий океан, но его людей снова поразила цинга; многие умерли, остальные были совершенно обессилены. В этой обстановке он погрузил всех своих людей на один из кораблей, сжег остальные и вскоре высадился на острове Тиниван, расположенном на полпути между Старым и Новым Светом. В этом прелестном уголке он провел некоторое время, достаточное для того, чтобы матросы поправили здоровье, отремонтировали корабль и смогли продолжить плаванье.

Восстановив силы, он добрался до берегов Китая, где запасся всем необходимым, чтобы пересечь огромный океан, где он претерпел столь тяжелые невзгоды, в обратном направлении. Пополнив экипаж несколькими голландскими и индийскими моряками, он вновь отплыл в Америку и, наконец, после долгих поисков обнаружил испанский галеон, встречи с которым он так долго и страстно ожидал. Этот корабль был хорошо приспособлен как для торговли, так и для войны: на нем было 60 пушек и пять сотен людей, тогда как экипаж коммодора не насчитывал и половины того. Тем не мене, победа была на стороне англичан и они вернулись домой с трофеем, который был оценен в 330 тысяч фунтов стерлингов. Примерно на такую же сумму были захвачены товары и до этого успеха. Так, после трехлетних морских приключений, перенесенных с удивительными стойкостью и отвагой, было потеряно много людей и кораблей, зато несколько персон стали обладателями огромных богатств.

Тем временем англичане с удивительной энергией проводили и другие операции против своих врагов. Когда Энсон отплывал в Америку, это было задумано лишь как второстепенный маневр, отвлекающий от грозного похода к берегам Новой Испании, в котором участвовали двадцать девять линейных кораблей и столько же фрегатов, снабженных всем необходимым снаряжением и боеприпасами. На борту этого флота находилось около 15 тысяч моряков и столько же солдат. Никогда еще Англия не снаряжала более мощного флота и никогда не возлагала более радужных надежд на успех. Лорд Кэткарт был назначен командовать пехотой, но он скончался в походе и командование было возложено на генерала Уэнтворта, чьи способности, по-видимому, не соответствовали оказанному ему доверию.

Когда войско высадилось у Картахены и выгрузило артиллерию, ему удалось пробить брешь в стенах передового форта. Одновременно Вернон, который командовал флотом, направил часть кораблей в гавань, чтобы отвлечь часть огня на себя и помочь атакующей пехоте. Поскольку брешь показалась нападавшим существенной, часть наземных сил получила приказ начать штурм, но испанцы покинули форт, который при известном мужестве можно было с успехом защищать. Пехота, воспользовавшись этим преимуществом, существенно продвинулась к городу, но тут неожиданно встретила сильное сопротивление. Тут обнаружилось (а возможно, это было лишь предположение), что флот не может приблизиться к городу на расстояние, достаточное для того, чтобы подвергнуть его обстрелу из корабельных орудий. Поэтому не оставалось ничего другого, как захватить еще один форт с помощью приставных лестниц.

Командиры пехоты и флота начали обвинять друг друга и спорить относительно дальнейших действий, причем предложения одних тут же встречали категорический отпор других. Наконец, Уэнтворт, поддавшись напору адмирала, решился на опасный эксперимент и отдал приказ штурмовать форт Сен-Лазар с помощью приставных лестниц. Более неудачного решения было невозможно придумать. Прежде, чем пехота пошла на штурм, отряд разведчиков был перебит, и штурмовая группа взяла неверное направление; вместо того, чтобы штурмовать форт в наиболее слабом месте, они атаковали его самый укрепленный участок и подверглись сильному обстрелу. Полковник Грант, командовавший гренадерами был сразу же убит. Затем оказалось, что штурмовые лестницы слишком коротки. Офицеры, не получая приказов были сбиты с толку, а солдаты, находясь под огнем, не знали, как им действовать. После мужественного нахождения в течение нескольких часов под непрерывным и плотным огнем, они отступили, оставив на поле боя более шестисот человек убитыми.

Вскоре климатические условия нанесли им еще больший ущерб, чем ужасы войны; сезон дождей начался с такой силой, что сделал невозможным пребывание в лагерных условиях и обрушил свои смертельные атаки на англичан. К этим бедствиям, самим по себе достаточным для провала любого военного предприятия, добавились разногласия между сухопутными и морскими командирами, обвинявшими друг друга в каждой неудаче со все возрастающим ожесточением. единственное, в чем они пришли, наконец, к согласию, было унизительное решение погрузить войско на корабли и по возможности скорее покинуть это смертоносное место.

Весть об этой роковой неудаче, уронившей честь Британии, породила ропот и недовольство, едва достигнув ее берегов. Самые громкие обвинения достались главе правительства, и те, кто хвалили его за успехи, в которых не было его заслуги, проклинали теперь его за провал, в котором он был совершенно неповинен.

(1741 г.) Министр, осознав, что возмущение палаты общин обернулось против него, приложил все свое мастерство интриги, чтобы разрушить заговор, противостоять которому он уже не ощущал в себе силы. Возмущение его политикой достигло высочайшего накала, чему немало способствовали его недоброжелатели, внушавшие народу, что его притеснитель Уолпол должен понести заслуженное наказание. В конце концов, признав свое положение незащитимым, он заявил, что никогда больше не будет входить в правительство. На следующий день король объявил перерыв в работе парламента, а тем временем Роберт Уолпол получил титул графа Оксфордского и отставку со всех постов.

Однако радость его врагов по поводу его поражения была недолгой. Вскоре обнаружилось, что те, кто наиболее громко ратовал за народную свободу, получив новые посты, действовать стали по-старому. Эти перевертыши были заклеймены позором как предатели интересов своей страны. Особого презрения удостоился Палтеней, граф Бат, который, возглавив правительство, стал старательно проводить в жизнь тот же курс, против которого он ранее столь гневно протестовал. Когда-то он был идолом и пользовался славой неутомимого борца за свободу народа, но охваченный страстным желанием занять место Уолпола в правительстве, он пожертвовал популярностью ради своих амбиций. Однако король обращался с ним с тем пренебрежением, которого он заслуживал. Вскоре граф был на всю жизнь удален от участия в государственных делах и на склоне лет являл собой жалкий обломок былого величия.