| А. Силонов | Ф. Силонов | Оглавление | Предыдущий | Следующий |
| А. Силонов | Ф. Силонов | Оглавление | Предыдущий | Следующий |
Когда Фридрих Гогенцоллер первым из этого рода получил в начале XV столетия от кайзера Сигизмунда лен на владение Бранденбургской маркой, ему досталась земля, которую его предшественники полностью оставляли на произвол грабителей-рыцарей. Энергичные меры нового властелина по усмирению грабежей поначалу имели некоторый успех, но ни Фридриху I, ни его преемникам не удалось отобрать у дворянства марки ни суверенных прав на свои владения, ни постоянных доходов с этих владений. Курфюрсту удалось подчинить себе лишь города, которые, обладая значительными земельными угодьями, добивались статуса "коллективных феодалов". Дворянство же сохраняло за собой свободу от налогообложения и притязания на все то, что производили не только закрепленные за ним крестьяне, но и жители городов в пределах принадлежавших ему земель. Естественно, что все эти люди также подлежали юрисдикции дворянства. Более того, осуществляя захваты крестьянских земель и вытесняя оттуда их прежних владельцев, дворяне получали в свое чуть ли не полное распоряжение и те крестьянские хозяйства, которые до того были независимыми.
Двойной город Берлин-Кельн, столица оборонительного союза среднебранденбургских городов, лишь в середине XV века после упорной борьбы покорился курфюрсту и дал ему свое согласие на строительство там своего замка. Двор курфюрста все же часть года проводил поначалу в Тангермюнде. Лишь в середине XVI столетия произошло окончательное перемещение двора на Кельнский остров на реке. Во время Тридцатилетней войны герцогский замок в далеком Кенигсберге, в Пруссии обеспечивал курфюрсту большую безопасность. Когда же Фридрих Вильгельм женился, то вполне серьезно рассматривался вопрос о возможном перенесении его постоянной резиденции в гораздо более крупный и богатый Кенигсберг, который к тому же был совершенно не затронут войной. И все же Берлинский замок, издавна считавшийся родовым гнездом Гогенцоллеров и административным центром, продолжал оставаться таковым, так что возвращение туда двора было вопросом времени, зависящим только от изменения соотношения сил.
Когда в начале 1643 года Фридрих Вильгельм вновь переместил свой двор в Берлин, он впервые попытался в том же году склонить дворянство Марки к уплате ежегодных взносов на содержание постоянной Бранденбургской армии. Тогда даже его советники из числа местных дворян протестовали против новой вербовки в армию; они указывали на то, что хотя перемирие со шведами и положило конец худшим бесчинствам военного времени, но все же не освободило страну от необходимости содержать шведские гарнизоны. Бургсдорфу даже пришлось отправиться в Пруссию, чтобы собрать там по меньшей мере часть средств, потребных на содержание армии.
Упоминавшиеся выше планы реформы, предложенные Пфуэлем, предусматривали привлечение всех без исключения подданных к финансированию постоянной, в любой момент готовой к действию армии. Эти планы были отвергнуты бранденбургским дворянством столь категорично, что с тех пор Фридрих Вильгельм никогда более не предоставлял сословиям ни малейшей возможности хоть как-то влиять на его военно-политические планы. В той же мере это относилось и к его Тайному Совету. Для определенных задач он от случая к случаю подбирал себе помощников, которые при резких изменениях политического курса вытеснялись одни другими. Эти высокопоставленные, часто приглашаемые из-за границы специалисты подчас отличались весьма своеобычными политическими представлениями, в соответствии с которыми они себя и вели.
Хотя Тайный Совет обычно собирался там, где курфюрст считал для себя удобным, официальным местом его заседаний был все же Берлинский замок. Там же размещался и Тайный Архив, - хранилище документов и грамот, содержащееся в образцовом для того времени порядке. Советники тогда разбирались, в основном, лишь в делах Бранденбургской марки; с бесчисленными проблемами разбросанных по всей Германии земель, принадлежащих их курфюрсту, они почти всегда были знакомы совершенно недостаточно. Особенно плохо обстояли дела с финансами. Государственные земли приносили всего лишь от 1/4 до 1/3 довоенной прибыли. Когда в декабре 1650 г. умер старый канцлер Сигизмунд фон Гетцен, чей накопленный за десятилетия опыт как-то компенсировал недостатки правления, сразу же возникли трудности с пополнением казны. Стала неизбежной коренная реформа всей системы государственного управления.
Новичок при дворе Вальдек, которого Фридрих Вильгельм пригласил в Тайный Совет, несмотря на сопротивление ревнивых членов Совета, с большим рвением взялся за решение этой задачи еще в Клеве. 4 сентября 1651 г он разработал "Новые предписания и положение о Тайном Совете". В этом документе предусматривалось новое распределение обязанностей - частично по отраслевому, частично по географическому принципу - между девятью тайными советниками. Исходя из сегодняшних представлений, естественно предположить, что такое распределение обязанностей по отраслям предопределило создание будущих министерств. Однако организация органов управления, предусматривающая охват всех земель, которые принадлежали курфюрсту, требовала существенного расширения штата чиновников и, соответственно, непомерных денежных затрат. Такая организация Совета не соответствовала также лишенному систематичности характеру Фридриха Вильгельма, порывистый темперамент которого часто руководствовался недоверием и подозрительностью. Курфюрст сохранял за собой управление этим совещательным органом. Он хотел управлять как монарх, а не через коллегию. Это Вальдек ощутил сразу. Он, возможно, предусматривал пост "директора" для себя, но эту функцию Фридрих Вильгельм по собственной инициативе не собирался уступать никому. Курфюрст поначалу хотел даже всю поступающую почту вскрывать только собственноручно(!), что, естественно, оказалось невозможным, и годом позже начальником канцелярии был назначен барон фон Блюменталь. Именно таким образом Фридрих Вильгельм сохранял в своих руках все нити государственного управления. В "кабинете", этом сонме властителей, с 1651 наряду с исполнением многих других обязанностей должность послушного и надежного секретаря занимал барон Отто фон Шверин. Такое доверительное положение делало его обладателя в высшей степени влиятельным человеком, хотя Шверин, с 1658 по 1679 гг. обладавший еще и титулом Обер-президента Тайного Совета, не проявил ни малейшего честолюбия, оставаясь просто "секретарем" Фридриха Вильгельма.
Вальдек совершенно определенно добился для себя статуса наиболее привилегированного советника. Этим он не в последнюю очередь был обязан своему общественному положению. Его как зятя штатгальтера Клеве графа Иоганна Морица Нассау-Зигенского, которому вскоре предстояло получить титул князя, курфюрстина причислила к своим родственникам из дома Оранских. Этот родовитый господин сумел закрепить за собой важнейшие иностранные дела, военное ведомство и контроль за всей тайной корреспонденцией. Каждый из остальных восьми советников был ответственен за несколько территориальных и отраслевых ведомств. Они готовили также предложения по рескриптам и декретам, которые затем обсуждались на пленуме и окончательно становились государственными актами после того, как их подписывал курфюрст.
Но концентрация всей тайной корреспонденции в ведомстве Вальдека делала предусмотренную им генеральную рационализацию работы изначально невозможной. Тайные Советники узнавали о содержании относящейся к их ведомству тайной корреспонденции почти всегда только то, с чем Фридрих Вильгельм считал целесообразным их ознакомить. Этого, однако, было далеко недостаточно для эффективной работы Совета.
Для наведения порядка в финансовых делах была назначена комиссия, куда, помимо самого Вальдека, вошли Шверин, Блюменталь и гражданский юрист Торнов. Однако и она не смогла эффективно работать, поскольку ее члены были перегружены иными обязанностями. Кроме того, эти важные господа не имели ни малейшей склонности к канцелярской работе, в которой мелочи подчас бывали очень существенны. Большую часть работы выполнял здесь прилежный Шверин.
Финансовая часть задуманной реформы не удалась, поскольку главные предложенные Вальдеком нововведения не принесли ожидаемого экономического успеха. Превращение всех натуральных оброков с удельных ведомств в деньги удавалось лишь в отдельных случаях, а максимально полная сдача в аренду государственных земель принесла лишь незначительное повышение дохода. Долгая война произвела в стране великое опустошение, и возрождение разрушенных хозяйств требовало огромных затрат. Нужно было снабдить их скотом и инвентарем, воздвигнуть новые постройки, обеспечить посевным материалом, которого не доставало почти ни в одном районе. Арендаторы же за короткое время (арендный срок был различен) хищнической эксплуатацией истощали почву и снижали урожайность предоставленных им земель.
Государственная монополия на соль была подорвана помещиками, которые позаботились о том, чтобы обеспечить себе беспошлинный провоз соли для своих нужд. Чеканка и выпуск в обращение собственной "порченой" монеты, в которой содержание серебра было значительно ниже (за счет меди), чем в имперском талере, подорвали хозяйство страны и особенно тяжело сказались на беднейших слоях населения. Введение гербового сбора и предписание использовать при переписке с государственными учреждениями только гербовую бумагу также оказалось ошибкой, как и другие мероприятия, которые были рассчитаны на уже хорошо функционирующую экономику.
Даже таможни на Эльбе, которые раньше были достаточно надежным источником доходов, не оправдали возложенных на них надежд. Торговое судоходство могло быть налажено только после проложения фарватера и постройки пристаней и складов, что также требовало капиталовложений, а следовательно, изыскания дополнительных средств.
В поисках иных путей обеспечения быстрой прибыли курфюрст начал даже всерьез подумывать о том, чтобы заняться морской торговлей по примеру голландцев. С этой целью он даже участвовал в торгах за Трангебар, - опорный пункт в Передней Индии, который продавала Дания. Однако быстро выяснилось, что вместо ожидаемого дохода эта сделка сулила одни убытки, и Бранденбург остался без заморской колонии.
О том, в каком отчаянном положении находилась экономика Бранденбургской Марки, свидетельствуют результаты проведенной в 1652 г. "Всесторонней ревизии страны". Фридрих Вильгельм повелел провести ее с целью выяснить, "как Нашу страну, столь разоренную и обезлюдевшую после долгой войны, снова народом заселить и тем самым приведению в лучшее состояние поспособствовать". Прежде всего была произведена поголовная перепись оставшихся в деревнях крестьян, как зажиточных, так и безземельных; затем были уточнены данные о "передвижениях населения" и пустовавших усадьбах. Хотя к сегодняшнему дню сохранилась лишь небольшая часть составленных в то время отчетов, они все же весьма красноречивы.
В деревнях Пригница было насчитано всего лишь 373 крестьянина, "не имевших ни собаки, ни кошки" и "кормившихся одними овощами и ненатуральной пищей". Мяса там не было совсем. Хотя из 251 деревни полностью разрушенными и покинутыми было только 4, в 44 деревнях жили всего лишь 75 жителей, из которых 41 пришли из других мест! В городах Кириц, Хафельберг, Перлеберг, Ленцен, Притцвальк и Виттшток, чье население до войны насчитывало в общей сложности 2500 жителей, осталось лишь 300. В графстве Руппин из 2320 крестьянских хозяйств и хуторов были покинуты 1410. И даже к концу правления Фридриха Вильгельма там все еще оставались бесхозными 265 дворов. Довоенного уровня удалось достичь лишь в XVIII столетии.
Легче всего перенесли войну укромные рыбацкие поселки. Расположенный в Саксонии, но принадлежавший Бранденбургу "округ Коттбус" также мог пожаловаться лишь на незначительные (как и вся Саксония) убытки. Оттуда в южные районы Марки прибыло довольно много переселенцев. В 1643-1645 гг. в некоторых районах Бранденбургской марки были собраны удивительно высокие урожаи, так что советники курфюрста уже подумывали о том, как продать рожь из Альтмарка и Пригница в Гамбург. Возникло даже столкновение интересов между помещиками и горожанами; первые требовали от курфюрста установления высоких цен на образовавшиеся в избытке хлебные запасы; вторые, напротив, настаивали на снижении цен на хлеб. Однако низкие цены неизбежно вызвали бы ухудшение положения крестьян, на которых по-прежнему налагались высокие контрибуции, поскольку страна была все еще наводнена как чужими, так и собственными солдатами. В то время вывоз зерна "за границу" казался весьма удачным решением вопроса.
В 1652 по "княжеству" Беесков были собраны особенно интересные данные о том, как за время Тридцатилетней войны помещики нажились на крестьянах. В деревнях, принадлежавших юнкерам, число зажиточных крестьян снизилось на 75%; для бедняков и безземельных крестьян эта цифра составила 54%. Именно так и создавались новые поместья т.н. "Риттергутеров" (помещиков-грабителей) не только в Беескове, но и на всей территории Марки, в особенности вдоль маршрутов перемещения войск, где кресьянские хозяйства были полностью уничтожены и покинуты людьми.
Но несмотря на общую нужду, Фридрих Вильгельм и после проведенной ревизии верил в то, что сумеет прибегнуть к прежним изобильнейшим источникам доходов своих предшественников: он надеялся, что ландтаг бранденбургских сословий утвердит введение весьма значительного особого налога, который даже при столь слабой экономике так или иначе обеспечит ему постоянный приток денежных средств.
На первом ландтаге 1643 бранденбургское дворянство сумело не только помешать установлению налога на содержание армии, но и добиться того, чтобы его представители получили формальное право больше влиять на правительственные решения. Правда, связанным с этим надеждам не суждено было сбыться, так как важнейшие вопросы внешней политики и вооружения Фридрих Вильгельм решал исключительно в своем кабинете, не консультируясь с пленумом Тайного Совета.
Попытки курфюрста как-то умерить все еще гнетущие его финансовые заботы путем освоения новых источников дохода, не учитывая интересы сословий, настораживали помещиков страны. Они со все большим нетерпением ожидали созыва нового всеобщего ландтага, где бы они во всей полноте смогли изложить все свои претензии, накопившиеся с 1643 года. Ведь тогда Фридрих Вильгельм был вынужден пообещать. что постарается как можно скорее снизить бремя военных расходов. Однако даже после заключения Вестфальского мира, когда шведские войска покинули территорию Марки, высокая контрибуция на их содержание продолжала собираться с применением насилия. Тот факт, что деньги требовались на содержание шведской армии в Восточной Померании, нимало не заботил бранденбуржцев, которым был абсолютно не свойственен "общегосударственный" подход. Более того, памятуя об огромном ущербе, нанесенном войной, с их точки зрения следовало думать в первую очередь о том, как облегчить налоговое бремя. Фридрих Вильгельм и сам хотел бы того же, но сделать это путем более справедливого распределения налогового бремени. Слухи о такого рода намерениях еще более усиливали настороженность дворянства.
В Бранденбургской марке ландтаги могли быть созваны только курфюрстом. Право самостоятельного созыва ландтага сословиям завоевать не удалось. Правда, Курфюрст должен был сам финансировать ландтаги, но сословиям, по крайней мере формально, в конечном счете "дозволялось" принимать участие в уплате его долгов. В промежутках между всеобщими ландтагами собрания небольших групп избранных представителей, - т.н. "депутационстаги" в большинстве случаев считались достаточными для участия сословий в делах государства. Тогда от каждого округа дворяне и земства выдвигали по 3-4 представителя; для многочисленных мелких городов и поселков, имеющих над собой господина из числа дворян, таковой и считался их "непосредственным" представителем. Поэтому такие городки именовались "медиатными", т. е. опосредованными. Земли, принадлежащие курфюрсту, также включали в себя медиатные города. Города же, представленные "непосредственно" собственными депутатами, назывались "иммедиатными".
В XVI веке дворянам удалось в значительной мере упрочить свое положение и возвыситься над иммедиатными городами за счет получения хозяйственных привилегий, освобождающих их от налогов на пивоварение и от пошлины на вывоз зерна, шерсти и древесины. Они жестко использовали эти привилегии для того, чтобы подавить конкуренцию в торговле пивом и зерном со стороны городов, поставив последние на грань разорения.
В средние века одна помещичья усадьба насчитывала от 4 до 6 крестьянских дворов. В первой половине XVI века помещики начинают все больше и больше захватывать земли соседних крестьянских хозяйств под предлогом "Eigenbedarf" с целью получения урожаев с большей площади и повышения своих экспортных возможностей. Остальные крестьяне должны были теперь нести более тяжелую барщину; их дети поставлены в положение дворовой прислуги, и почти никто не мог избежать этого закрепощения.
Во время Тридцатилетней войны, однако, многие крестьянские хозяйства были разрушены и покинуты их обитателями. Разоренные крестьяне и сбежавшая прислуга не испытывали особого желания возвращаться к своим хозяевам. Все более вовлекаемая в помещичье хозяйство крестьянская прежде страна насчитывала уже достаточное количество землевладельцев, но испытывала сильную нехватку рабочей силы. Таковой конечно же не являлись разоренные войной юнкеры, которые незваными гостями скитались от одной помещичьей усадьбы к другой, пытаясь прокормить себя нахлебничеством.
Иногда тому или иному бывшему солдату, который, обзаведясь семьей, хотел наладить собственное самостоятельное хозяйство, позволялось стать свободным крестьянином и исполнять лишь очень незначительную барщину, или платить небольшой оброк. Требовать от него большего было делом рискованным, поскольку такие люди оставляли у себя после войны оружие и на притеснения могли отреагировать по-солдатски. Впрочем такие случаи были скорее исключением, чем правилом. Помещики предпочли борьбе с ними попытку склонить курфюрста на ландтаге 1643 к тому, чтобы его правительство возвращало беглых крестьян своим феодалам. Однако особого успеха эти меры не имели.
Некоторые бюргеры в городах Бранденбурга, несмотря на все поборы и притеснения, были достаточно состоятельны, чтобы предоставлять сельским юнкерам ссуды под небольшие проценты. Когда с возвратом долга возникали трудности, заимодавцы обращались в суд. Ландтаг 1643 помимо прочих решений вынес постановление о том, что отсрочка выплаты долга не должна превышать трех лет. Предложения помещиков увеличить этот срок Фридрих Вильгельм отклонил, однако на практике большинство решений княжеского суда между дворянами и прочими сословиями выносились в пользу первых.
Особенно сильно классовая солидарность в курфюршеском суде проявлялась при решении споров, возникавших между помещиками и крестьянами. Но все же когда крестьяне считали решение суда своего феодала несправедливым, они могли обратиться в государственный суд курфюрста с кассацией, и иногда это приносило успех. Когда в 1648 курфюршеский суд вынес решение в пользу крестьян в их тяжбе против своего помещика, Фридрих Вильгельм выступил было на стороне последнего. Однако поразительным образом придворные юристы не дали сбить себя с толку и доказали правоту своего решения. Тем не менее общее исковое заявление крестьян Пригница по поводу чрезмерной ренты, требуемой феодалами, было резко отклонено курфюрстом. Фридрих Вильгельм, как и его помещики, считал совместные выступления крестьян делом опасным и заслуживающим наказания.
Так или иначе, но за несколько лет, прошедших после ландтага 1643 года, накопилось немало судебных дел, в которых сословия рассчитывали на поддержку их интересов курфюрстом. Вообще-то Фридрих Вильгельм предпочитал иметь дело с ограниченным кругом избранных депутатов, у которых он ожидал найти больше понимания в вопросе о своей настоятельной и срочной потребности - изыскании средств на содержание постоянной армии (на дипломатическом языке того времени "Miles perpetuum"). Однако в декабре 1650 он был вынужден пообещать, что всеобщий регулярный ландтаг состоится в январе 1651
Когда конфликт с пфальцграфом Нойбургским помешал курфюрсту вернуться в Бранденбург к назначенному для проведения ландтага сроку, сословия Альтмарка самовольно собрались на свой "крейзтаг" (парламент округа). Поскольку они нарушили порядок, по которому для этого требовалось специальное разрешение, Фридрих Вильгельм привлек главу окружного правительства к ответственности. Впрочем дело было быстро улажено
Только в январе 1652 собравшимся в Берлине тайным советникам был отдан приказ объявить о созыве в марте того же года общего ландтага. Сословия, возможно, надеялись сразу же вручить властителю страны свои "Gravammina", т.е. жалобы, как это было приннято на предыдущих ландтагах, однако им пришлось запастись терпением. Курфюрст счел для себя не обязательным лично присутствовать на открытии ландтага. Для него главным было получить согласие ландтага на регулярные выплаты, которые позволили бы ему проводить "политику сильного". Однако он уже доказал, что безо всяких сомнений будет в мирное время готовить свое войско для нападения на ненавистного соседа. Эта неудавшаяся попытка вымогательства, которую Европа издевательски называла "Дюссельдорфской коровьей войной", уже несколькими месяцами ранее была осуждена бранденбургскими сословиями как противоречащая конституции. Так нужно ли было снова обсуждать ее на ландтаге?
И все же Фридрих Вильгельм мог с уверенностью считать, что у его бранденбургских подданных за границей ему нет благоприятной для них альтернативы вроде той, что к примеру являли собой пфальцграф Нойбургский для сословий Клеве, или король Польши для столь же нерешительных пруссаков. Для бранденбуржцев в данном случае речь могла идти лишь снова о том, чтобы выторговать у своего законного монарха приемлемый для обеих сторон компромисс. То, что их курфюрст хочет на этот раз выторговать для себя абсолютистскую форму правления, характерную для прочих монархий той эпохи, очевидно, не рассматривалась сословиями как главная угроза их привилегиям.
Некоторым тайным советникам (в частности, Томасу фон Кнезебеку, сохранившему особенно хорошие отношения с помещиками) Фридрих Вильгельм давал точнейшие инструкции по поводу того, как они должны действовать от его имени. В качестве комиссара ландтага переговоры вел барон фон Блюменталь. Первой на повестке дня стояла проблема налогов. Фридрих Вильгельм поручил ознакомить сословия с тем, каких огромных затрат стоила ему политика сохранения нейтралитета с тех пор, как он взошел на престол: его собственные имения по большей части заложены; казна пуста; выплату контрибуций, которые истощали ее до сих пор, придется продолжать еще ряд лет в полном объеме. Напоминалось также о том, что четыре принадлежащих короне поместья в Альтмарке, которые с 1610 г. заложены альтмаркскому рыцарству, должны быть ему возвращены. Особо подчеркивалось, что в настоящее время срочно требуются средства для выплаты контрибуций на содержание шведских войск, находящихся в Восточной Померании, а также средства на содержание собственных гарнизонов в крепостях Бранденбургской марки.
Необходимость финансирования бранденбургских крепостей давно уже возражений не вызывала, но что касается Померании, бранденбургские сословия совсем недавно (по поводу пограничного спора со Швецией относительно прибрежной полосы в районе Каммина) сформулировали свою позицию так: "Если же в Померании, Пруссии или в Клевских землях, Бранденбургскому курфюрсту принадлежащих, какой пограничный спор случится, то мы с нашей стороны едва ли сможем им на помощь прийти или еще на себя какие обязательства взять; так что не следует бранденбургские земли в споры заграничных провинций впутывать, равно как и тем с их стороны на что-либо иное рассчитывать".
Этого принципиального настроя бранденбургских сословий по отношению к "заграничным провинциям" Фридрих Вильгельм так и не смог изменить за все время своего правления. Тем не менее, его стремлению к абсолютной власти немало способствовало то обстоятельство, что сословия -- ни в его собственных владениях, ни в других землях Германии XVII века -- нигде не преследовали политических целей. Они стремились исключительно к сохранению социальных привилегий. До сих пор распределение бремени контрибуций, которые собирались принудительным образом, было крайне неравномерным. Дворянство прекрасно распорядилось предоставленным ему освобождением от налогов, чтобы переложить это бремя на плечи остальных сословий.
И вот теперь Фридрих Вильгельм в своем приглашении на ландтаг предлагал создать общую генеральную кассу для помещичьих округов и городов, в которую все округа и города вносили бы вклады соответственно их производительным возможностям. Этот вид налогообложения означал, что "каждый четверик зерна, каждый человек, каждая единица скота, всякий товар, всякое ручное изделие должны быть учтены. И тогда ясно станет, занят тот или иной город или округ, или - нет, много он производит или мало, и сословиям намного больше спокойствия и единства обеспечить можно будет". Речь шла следовательно о том, чтобы ввести комбинированный налог на потребление, производство и душу населения - вроде того акциза, который с большим успехом практиковался Генеральными Штатами Нидерландов.
Некоторые бранденбургские города приветствовали эту новую, гораздо более справедливую форму налогообложения, однако возмущенные дворяне взбунтовались против попытки нарушения их привилегий (свободы от налогов), и в этом вопросе Фридрих Вильгельм пошел им на уступку. Однако он был непреклонен в том, что касалось контрибуций: поскольку Восточная Померания все еще была оккупирована шведскими войсками, контрибуции должны взиматься наряду с новым, чуть сниженным налогом. Такое двойное налогообложение сословия объявили неприемлемым для себя. Переговоры по этому вопросу откладывались семь раз, а тем временем состоялось, наконец, возвращение курфюршеского двора в Берлин. Лишь в мае 1653 переговоры возобновились. Однако на этот раз были созваны представители сословий, облеченные самыми высокими полномочиями. Предложения, направленные на введение более справедливой системы налогообложения, были в конце концов обращены в свою полную противоположность, и вопрос был решен к выгоде дворянства.
После того, как сословиями было принято главное требование Фридриха Вильгельма - военный налог, он милостиво снизошел до того, чтобы благосклонно рассмотреть "жалобы" дворянства и крупных городов и, тем самым, достичь благоприятного для себя результата переговоров. Расплачиваться за все пришлось главным образом крестьянам, поскольку помещики сохранили за собой освобождение от налогов.
За 530 000 талеров, которые предстояло выплатить за шесть лет, в заключительном соглашении ландтага (в смысле "полюбовной сделки между договаривающимися сторонами") от 26 июня 1653 г. было подтверждено господствующее положение сельского дворянства и городских магистратов в качестве глав местных судов и полиции. В частности речь шла о законодательном закреплении экономических и социальных привилегий, которые помещики раз за разом все больше отвоевывали для себя. Обобщающее заключение носило характер закона. Это был прежде всего вопрос о наследственном закрепощении, где речь шла о том, что все крестьяне, которые объявят себя свободными, должны подтвердить это соответствующими грамотами. Фридрих Вильгельм охотно помешал бы этому вопиющему нарушению существовавшего до той поры положения о свободном крестьянстве, поскольку он как глава государства и хозяин земли значительную часть своего дохода получал от труда свободных крестьян. Но дворяне сумели отстоять свои классовые интересы. Барщина для крестьян теоретически была установлена четыре дня в неделю, однако в отдельных частях страны эта норма нарушалась, причем подчас весьма существенно. В отдельных случаях рабочий день барщины был неограничен и допускал лишь двухчасовый перерыв на обед.
Использование барщины облегчало помещикам создание излишков зерна, древесины и других важнейших статей экспорта и тем самым позволяло улучшить торговый баланс государства. Однако этот выигрыш был куплен слишком дорогой ценой, так как создавал трудности в заселении покинутых во время войны земель. В некоторых частях страны, и прежде всего в Укермарке и Померании, наряду с наследственным прикреплением к земле и несением барщины, существовала еще более изощренная и жестокая форма феодальной зависимости - личное крепостничество: крестьяне были прикреплены не только к своему хозяйственному участку, но и к персоне своего господина; они являлись его собственностью. Помещик мог проявить великодушие и предоставить статус свободного крестьянина отдельным крепостным, которые не имели документа, подтверждающего право на это. Но тем крестьянам, которые пытались отстоять такое право у помещика через суд, грозили крупный денежный штраф и сохранение их в прежнем состоянии.
В XVII веке положение крестьян к востоку от Эльбы ухудшилось в целом настолько, что историки говорят о "втором закрепощении". Решения упомянутого ландтага Бранденбургской марки 1652-1653 гг. в этом отношении несомненно имели далеко идущие дурные последствия, отрицательно сказавшиеся и во время аграрной реформы XIX века, когда крестьянам пришлось выплачивать непомерно высокую компенсацию за свое освобождение.
Однако вряд ли эти социальные неурядицы беспокоили совесть Фридриха Вильгельма; ведь они относились к "Богоустановленному миропорядку", с которым нельзя было сделать ничего, кроме как смириться. Зато он страстно боролся за безоговорочное признание своего реформистского (кальвинистского) вероучения в качестве равноправной конфессии. Однако такой декларации он добиться от своих лютеранских подданных в Бранденбургской марке он так и не смог. Они настояли на своем праве патроната, а именно на том, что патрону (покровителю), например, помещику церковью предоставлено право приглашать священника по своему усмотрению. Ну а выбор послушного господину лютеранского священника позволял воздвигнуть непреодолимое препятствие для насаждения "кальвинистской ереси", требуемого властвующим домом. В деревенских церквях священники призывали в своих проповедях: "будьте послушны господину, который над вами власть имеет". Что могло помочь наследственно закрепощенному крестьянину, если он зависел от "Божьей милости"? Его судьба всецело находилась в руках его помещика.
Лютеранские священники бранденбургских городов также опасались кальвинистских конкурентов, поддерживаемых курфюрстом, в борьбе за приходы. Возникающие на этой почве раздоры должны были принести еще Фридриху Влильгельму тяжелые минуты у "его собственных ворот" в Берлине.
Первый ландтаг сословий Померании (в состоянии бранденбургского вассала), который начался в июне 1653 года, сразу же после ухода оттуда шведов и тоже длившийся целый год, не принес новых проблем. Фридриху Вильгельму даже удалось получить согласие назначать там чиновников из числа "иноземцев", хотя это и противоречило документально закрепленному земельному праву, которое в других землях (Клеве и Пруссии) ревностно защищалось. Однако на своем праве патроната померанцы настаивали еще более энергично, чем бранденбуржцы.
Тем временем на рейхстаге, который после долгих согласований открылся 30 июня 1653 года в Регенсбурге, был подвергнут первому испытанию компромисс, найденный между католическими и протестантскими сословиями при заключении Вестфальского мира. На этой сцене политических и религиозных столкновений европейского масштаба (участниками рейхстага были Франция, Швеция и Дания, владеющие землями в составе империи) граф Вальдек стремился предоставить курфюрсту Фридриху Вильгельму новую, исключительно весомую роль в европейской политике.
Когда рейхсграф фон Вальдек в июне 1651 поступил на бранденбургскую службу, он поставил себе честолюбивую цель, выходившую далеко за рамки реформы государственного аппарата. В его планы входило поставить Бранденбург во главе союза не только евангелических, но и католических княжеств Германии, с целью существенного ограничения власти кайзера. При этом он рассчитывал на помощь Франции. Однако реализацию этого плана пришлось отложить; Фридрих Вильгельм первоочередной своей задачей считал вытеснение шведов из Померании, а для этого ему была необходима помощь кайзера.
Во время своего недавнего визита в Прагу бранденбургский курфюрст был на редкость тепло принят кайзером Фердинандом; при этом ему были оказаны почести, выходившие далеко за рамки протокола. Поэтому он имел все основания рассчитывать на то, что Габсбург пойдет навстречу его сокровенным желаниям. Блюменталь всячески поддерживал в нем эти иллюзии; Вальдек, напротив, предостерегал, но тщетно.
Уже в марте 1653 в Аугсбург для подготовки к рейхстагу была направлена внушительная делегация бранденбургских советников. В мае во главе группы депутатов рейхстага от Бранденбурга был поставлен Блюменталь, чей труд во время бранденбургского ландтага был положительно оценен Фридрихом Вильгельмом. Эта группа была откомандирована в Аугсбург, где на совете курфюрстов империи должен был решиться вопрос о выборе в качестве наследника трона старшего сына кайзера. Блюменталь имел четкие указания настаивать на том, что ценой голоса Бранденбурга на этих выборах должны быть уступки кайзера по тем вопросам, которые Фридрих Вильгельм изложил ему недавно в Праге. Главным из этих требований было возвращение дому Гогенцоллеров герцогства Егерсдорф, отнятого у маркграфа Бранденбург-Егерсдорфского в 1621 за участие в "Богемском мятеже".
Однако Блюменталю пришлось вскоре доложить, что кайзер намерен ограничиться поддержкой Бранденбурга в вопросе о Восточной Померании, а выборы его старшего сына были обеспечены ему и без голоса Бранденбурга. Фридрих Вильгельм реваншировался немедленно: на совете курфюрстов голоса принадлежавших ему княжеств Восточной Помераниии (с Каммином), Миндена и Хальберштадта сыграли решающую роль в отказе утвердить назначенный кайзером имперский налог. Однако до решающего поворота в бранденбургской политике по отношению к дому Габсбургов дело дошло только тогда, когда кайзер поддержал "бунт" представителей Клевских сословий против Фридриха Вильгельма. Эти последние примкнули к "нелегальной" делегации сословий Юлиха и Берга и в августе 1653 ко всеобщему изумлению появились на рейхстаге.
Сословия некогда единого Юлих-Клевского государства сообща потребовали от кайзера, чтобы, вместо временного урегулирования спора о Юлих-Клевском наследстве, вопрос был решен окончательно, поскольку и курфюрст, и пфальцграф Нойбургский злоупотребляют властью. Столь неожиданно доставшаяся кайзеру роль третейского судьи пришлась ему как нельзя более по душе; во всяком случае он и не подумал отправить эту непризнанную обоими князьями "делегацию" восвояси.
Фридрих Вильгельм долго не мог забыть недавнего публичного унижения, пережитого им во время Юлихской авантюры. Тем не менее, он поручил своему наместнику в Клеве, Иоганну Морицу Нассау-Зигенскому мирно уладить дела с "мятежниками". Тому удалось использовать противоречия между отдельными представителями сословий и сплотить вокруг себя сторонников курфюрста. Шаг за шагом он сумел подорвать позиции оппозиционной партии в Клеве и Марке. Но кайзер все еще продолжал вести переговоры с "нелегальной" делегацией на рейхстаге, и это сильно разозлило Фридриха Вильгельма. Теперь то Вальдеку удалось, наконец, склонить курфюрста к своему "великому плану". Однако, прежде, чем этот план мог быть реализован, рейхстаг неожиданно быстро пришел к концу.
Оппозиционная партия представителей объединенных сословий Юлиха и Клеве прежде всего требовала от кайзера роспуска дорого обходившихся им гарнизонов (как бранденбургских, так и нойбургских) на своих территориях. Однако этого добиться им было не суждено; к превеликому удовлетворению Фридриха Вильгельма рейхстаг вынес постановление, согласно которому все подданные империи были обязаны содержать и поддерживать воинские гарнизоны, необходимые для защиты рейха от внешних врагов.
Еще до этого Клевские сословия пошли на финансовую уступку: они выплатили курфюрсту на его нужды 50 000 рейхсталеров. За это Фридрих Вильгельм позволил им ежегодно собираться на свой ландтаг, не спрашивая у него на это разрешения, и даже поддерживать отношения с соседними иностранными державами. Для него в этот момент свободные деньги были важнее "сословных прав", которые к тому же можно было со временем и урезать.
Ободренные этими уступками некоторые представители сословий, прибывшие в Регенсбург, отважились даже на то, чтобы по окончании рейхстага в апреле 1654 последовать за кайзером в Вену и там хлопотать об узаконении их пока что недействительных мандатов. Однако курфюрст тут же нанес упреждающий удар. Он поручил двум офицерам и отряду нанятых в Нидерландах солдат совершить внезапный рейд в окрестности Везеля (в Клеве) и захватить там главного смутьяна Вилиха. Пленник был затем доставлен в тюрьму крепости Шпандау, и против него было возбуждено дело по обвинению его в государственной измене, которое было поручено тайному советнику Шверину.
По этому поводу клевские земства подняли было страшный шум, но обвинение в государственной измене было очень хорошо юридически обосновано. Мало помалу они начали сдаваться, тем более, что постоянно требуемое ими от кайзера воссоединение с католическими сословиями Юлиха и Берга в глазах протестантов Клеве было не очень то желательно. В конце концов они пожертвовали курфюрсту еще 150 000 рейхсталеров на содержание оставленного в Клеве войска, и в обмен на эту услугу весной 1656 г. государственный преступник Вилих был выпущен на свободу.
На рейхстаге 1653-1654 гг., закончившемся столь поспешно, дело не дошло до воплощения мечты Вальдека - создания союза князей с целью ограничения власти кайзера. Шведы позаботились о том, чтобы представители ландграфства Гессен-Кассельского и герцогства Брауншыейг-Люнебургского образовали партию, противостоящую господствующему положению курфюрстов. Таким образом план Вальдека - "восстановить прежнее германское единство", не взирая на религиозные противоречия, - не удалось согласовать со всеми депутатами. Однако через два месяца после окончания рейхстага, в апреле 1654 внезапно скончался избранный там наследник кайзера (Фердинанд IV) и кайзеру предстояли новые переговоры о выборе его второго сына Леопольда.
Вальдек видел в этом не только возможность сбросить Габсбургов с императорского трона, но и угрозу иностранного вмешательства. Ведь война между Францией и Испанией не закончилась после заключения Вестфальского мира. Австрийские Габсбурги в этой войне оказывали всемерную поддержку своим испанским родственникам и таким образом оставались врагом Франции. Вальдек, который хотел прежде всего привлечь на сторону Бранденбурга шведов (от их германских владений), Саксонию и Пфальц, а затем и Брауншвейг-Люнебург, Гессен-Кассель и Мекленбург, вел однако тайные переговоры и с Францией.
Был ли посвящен в эти утопически выглядевшие планы Фридрих Вильгельм? - Вскоре после того, как в 1869 были опубликованы его "великие замыслы", в прусских исторических трудах "зрело убеждение" в том, что он является чуть ли не предтечей образования Германской империи 1871 Однако это не более чем еще одна гогенцоллеровская легенда.
В действительности за полтора года до Шведско-Польской войны, в ходе которой и было выбрано актуальное для того момента направление в политике, осуществился только заключенный на три года союз с вельфскими герцогами Вольфенбютельскими, Гельскими (Люнебургскими) и Каленбергскими (Ганноверскими). Но и этот союз не имел большого политического значения. Тем не менее он наладил первые связи с теми из этих соседей, с которыми Фридрих Вильгельм на протяжении всей своей жизни поддерживал тесные политические и семейные отношения.
Когда молодой курфюрст Бранденбургский летом 1646 был вынужден похоронить свои политические планы, связанные с проектом его "шведского брака", и не долго думая обратил свои взоры к Гааге, это решение также главным образом определялось политическими соображениями, хотя определенную роль здесь сыграли и его юношеские воспоминания. Прежде всего, он надеялся получить поддержку могущественного дома Оранских в наследственном споре с пфальцграфом Нойбургским, но рассчитывал на нее и в борьбе за Померанию. Ведь благодаря наследственному посту штатгальтера в Нидерландах это семейство могло оказывать решающее влияние на политику этой ведущей морской и торговой державы Европы.
Однако такой ход мысли оказался ошибочным. В Соединенных Нидерландах, первом европейском государстве, где победила буржуазная революция, представители торгового капитала довольно быстро - фактически за два десятилетия - взяли верх над аристократической партией Оранских. Тем не менее брак Фридриха Вильгельма, хотя и не принес больших политических дивидендов, оказался исключительно гармоничным и счастливым супружеством, что было большой редкостью в княжеских домах того времени.
Изящная, выглядящая на портретах несколько меланхоличной принцесса Оранская мечтала собственно о браке с одним французским дворянином, находившимся на службе в нидерландской армии. Однако этот юноша обладал лишь незначительным титулом принца Тарентского и в глазах Оранских не представлял собой "хорошей партии". Луиза Генриетта с большой неохотой подчинилась желанию своих родителей и дала согласие выйти замуж за бранденбуржца, который был на 7 лет ее старше. Однако вскоре она почувствовала искреннее расположение к своему статному, бравому и, что немаловажно, добросердечному супругу, который изо всех сил старался освоить нелегкую науку управления государством. Незадолго до своей смерти отец Луизы Генриетты, князь Фредерик Генрих призывал ее соблюдать в браке с курфюрстом Божью волю: "Ты должна Его воле подчиняться и помнить, что отлученная от родины и семьи предков ты нигде, кроме как в любви своего супруга, утешения и приюта не найдешь". И большим счастьем для обоих было то, что они всегда друг в друге находили "утешение и приют". Предположения многих биографов Фридриха Вильгельма о влиянии Луизы Генриетты на его "большую политику" не подтверждаются новейшими исследованиями. Пожалуй, только в вопросах "семейной политики" она часто могла настаивать на своем. Правда ее родственник (schwager) Иоганн Георг Ангальтский, которого она привлекла к бранденбургскому двору, оставался ее политическим агентом даже после того, как занял трон Ангальт-Дессаусского княжества. Но это касается, в основном, периода после 1660
Первые годы своего супружества курфюрст размещал свою резиденцию в Клеве. Там их обоих с самого начала постиг жестокий удар судьбы; рожденный в 1648 принц Вильгельм Генрих умер уже на следующий год, что конечно же омрачило этот период. Когда же двор курфюрста окончательно перебрался в Берлин, Луиза Генриетта смогла в полной мере проявить свой незаурядный талант практической хозяйки. Курфюрст подарил ей расположенное к северу от Берлина поместье Бетцов. В считанные годы там возникло образцовое хозяйство по нидерландскому образцу, приносящее впечатляющий доход. В поселке Бетцов, переименованном в ее честь в Ораниенбург, у переправы через р. Хафель по ее указанию в 1651--1653 гг. был построен замок в нидерландском стиле. Там Луиза Генриетта и очень часто ее муж охотно проводили свой досуг. Нидерландский стиль этого замка стал типичным в Бранденбурге для всех построек при жизни Фридриха Вильгельма.
Привыкшую к блеску и роскоши принцессу наверное удручало то обстоятельство, что строительство скромного замка в Ораниенбурге не было возможным без того, чтобы залезть в долги. Однако это не обескуражило ее, и, взяв на себя руководство хозяйством и ведение всех бухгалтерских книг, она добилась беспримерных хозяйственных успехов как образцовая бранденбургская помещица, - успехов, наполнивших ее сердце законной гордостью. Ее внушительное приданное в 120 000 рейхсталеров оставалось нерастраченным (ungeschmaellert). Этим "чисто приватным" имуществом управлял в качестве ее домашнего гофмейстера тайный советник Шверин. Он же произвел и раздел поместья на крестьянские хозяйства.
Привлеченные из Нидерландов поселенцы жили как свободные крестьяне и находились в лучшем положении, чем наследственно прикрепленные к земле бранденбургские крестьяне. Они привнесли в разоренную войной бранденбургскую землю более развитую культуру садоводства и огородничества своей родины. Они первыми в новой для них стране начали выращивать в большом масштабе овощи, фрукты и цветы. Спаржа и картофель до них были здесь незнакомы. Сказать что картофель сразу же начал "победное шествие" по полям Бранденбурга было бы конечно преувеличением. Поначалу он вел весьма мало заметную жизнь в саду курфюрста на Дворцовом острове и лишь в середине следующего столетия завоевал себе и земли, и кухню по всей стране, став одним из главных питательных продуктов.
Въезд семейства курфюрста в Берлинский замок состоялся лишь осенью 1652 Работы по приведению замка в порядок трудно начинались и тянулись очень долго при постоянной нехватке средств. Горожанам было строго настрого приказано содержать в чистоте и регулярно убирать улицы и переулки. Поскольку строительный мусор долгое время сбрасывался в Шпрее, река запруживалась, что приводило к заболачиванию Дворцового острова. Столица была застроена одно- и двух этажными домами с примыкавшими к ним огороженными участками, где горожане разводили свиней и мелкий рогатый скот, поскольку мясо из деревень завозилось очень редко.
Каков был тогда "Берлинский воздух", которого в то время никто естественно не воспевал, в каком состоянии находились улицы столицы, можно легко себе представить. Построенный вскоре после 1620 на Брейтенштрассе дом придворного советника Риббека являет собой последнее свидетельство о строительном искусстве того времени. С 1655 г. он служил курфюршеской конюшней. Вид, открывающийся в середине XVII века путешественнику, приближающемуся с запада, изображен на первой картине города, написанной в 1650 Видный на переднем плане ряд деревьев, - предшественников лип Унтер-ден-Линден - высажен по указанию Луизы Генриетты.
Рядом со столь хорошо гармонирующей с ним супругой Фридрих Вильгельм почти полностью избавился от остатков прежних робости и нерешительности. После случившегося у курфюрстины в 1651 выкидыша супружеской паре пришлось ждать до 1655, прежде, чем у них появился наследник, наполнивший сердце отца безмерной гордостью. А несколько месяцев спустя началась Шведско-Польская война, в ходе которой предстояло решиться, будет ли Фридрих Вильгельм иметь веское слово в вопросах европейской политики, или же он войдет в историю как наиболее потерпевший в этой войне и канет в политическое ничтожество.
| А. Силонов | Ф. Силонов | Оглавление | Предыдущий | Следующий |
