| На страницу А. Силонова | На страницу Ф. Силонова | Следующий |
| На страницу А. Силонова | На страницу Ф. Силонова | Следующий |
Фридрих Вильгельм Бранденбургский (1620-1688 г.), "Великий Курфюрст", "Герой Фербеллина", выдающаяся, очень противоречивая личность, видный деятель эпохи раннего абсолютизма. Когда в смутах и беспорядках Тридцатилетней войны он взошел на княжеский престол, то унаследовал разграбленную обеими противоборствующими армиями, экономически обескровленную, растерзанную страну. Сорок восемь лет продолжалось правление Фридриха Вильгельма и все это время он стремился к тому, чтобы объединить разрозненные части страны в одно "экономически и политически завершенное сообщество" (Ф. Меринг) и усилить свое влияние путем расширения государства. Ради этой цели все средства были для него хороши. Он вступал в союз то с Францией, то с Нидерландами, то со шведами, то с поляками, обращая себе на пользу их соперничество друг с другом. Во внутренней политике он посредством сдачи в концессию своих земель приобрел достаточно средств, чтобы основать постоянную армию. Однако он пытался также оживить торговлю и ремесла, для чего позволил селиться в своих землях еврейским семьям и французским гугенотам. Многого из того, к чему стремился этот Гогенцоллер1, достичь не удалось. Однако своей династической политикой он во многом способствовал тому, чтобы Пруссия в XVIII веке стала одной великих европейских держав, для которой наиболее характерными чертами были экспансионизм и агрессивность.
Фридрих Вильгельм происходил из древнего швабского рода, получившего свое название от родового замка, который располагался на конусообразной скале одного из наиболее приподнятых массивов Швабского Альба — Гогенцоллерн (буквально — высокие таможенники. — Ф.С.). В конце XII столетия одной из ветвей этого рода достались по наследству должность и титул бургграфа Нюрнбергского, а два столетия спустя потомки "бургграфской линии" семейства Гогенцоллеров, владевшие княжествами Ансбах и Байрейт, получили статус имперских князей. Бургграф Фридрих VI, которому досталось не очень-то доходное княжество Ансбах, поступил на службу к королю Сигизмунду, ставшему позднее кайзером, и в 1411 году был назначен штатгальтером (наместником) оставшейся без хозяина Бранденбургской марки. В 1415 г. ему были пожалованы титулы маркграфа и курфюрста, а в 1417 г. произошло и формальное закрепление за ним имперской марки Бранденбург. В качестве основателя новой династии он называет себя Фридрихом I.
В 1473 г. т. н. "Семейным законом" было постановлено, что отныне в бургграфской линии Гогенцоллеров допускается одновременное существование лишь трех правящих князей, а именно курфюрста Бранденбургского и двух регентов — Ансбахского и Байрейтского. Это постановление сыграло большую роль в последующей концентрации власти в доме Гогенцоллеров.
Первым бранденбургским Гогенцоллерам было очень не просто справиться с местными феодалами, в число которых входили не только дворяне и духовенство, владевшее крупными земельными наделами, но и города, выступавшие в качестве коллективных феодальных властителей. Даже при том, что т. н. "земские чины", т. е. выборные представители этих трех сословий, регулярно платили курфюрсту налоги, а бывало, оплачивали и его долги, реальная власть фактически оставалась в руках дворянства.
С 1539 г. Бранденбургские Гогенцоллеры осуществляют политику, которую можно считать классическим примером лютеранской "княжеской реформации". Богатые земельные угодья католических епископств Бранденбург, Хафельберг и Лебус, а также почти всех монастырей, поступили в распоряжение администрации курфюрста. Некоторые угодья служили источником финансирования для новой евангелистской церкви Бранденбурга. В северной и восточной частях Священной Римской Империи Германского Народа, а также в Дании и Швеции, т.е. в странах со сравнительно слабым развитием городской буржуазии, где основными хозяевами были дворяне, победившее лютеранство устояло перед иезуитской контрреформацией, развернувшейся во второй половине XVI века. Она сумела победить лишь в наследственных владениях Габсбургов и в некоторых германских мелких княжествах, где этому способствовал реорганизованный в 1563 г. католицизм. Многочисленные попытки Габсбургов восстановить в империи католическое единство веры и тем самым усилить свою императорскую власть разбились об экономические интересы князей, извлекших немалую выгоду из лютеранской реформации.
Несмотря на значительное обогащение за счет прежних церковных владений, курфюрсты Бранденбурга оставались "бедными родственниками" среди других германских князей и не оказывали сколько-нибудь существенного влияния на борьбу за политическую власть в империи. Правда, право избирать кайзера позволяло им при каждых новых выборах продавать свой голос как можно дороже, ибо кандидаты на имперский престол из дома Габсбургов обычно имели сильных соперников. И все же курфюршество Бранденбург не без оснований называли "Песочницей Священной Римской империи". Пески и болота характеризовали большую часть его ландшафта. Плодородные почвы были здесь крайне редки, а недра не содержали ни золота, ни серебра, ни меди, ни железа; ни одна гавань не обеспечивала участия в международной торговле и не позволяла создать прибыльную таможню; движение товаров по главным водным магистралям — Одеру и Эльбе — контролировалось в гораздо большей степени таможнями других княжеств.
Даже прибыль от внутренней торговли и ремесел была весьма скудной, так как местное дворянство, отстаивая свои экономические привилегии, наносило большой ущерб городам марки, в частности, их пивоваренной промышленности (очень прибыльной в то время). Финансовый упадок городов повлек за собой и значительное ослабление их политического влияния. Крестьяне также впадали во все большую зависимость от землевладельцев вплоть до наследственной кабалы за долги, что было почти равносильно возрождению крепостного права. Их горести и радости полностью зависели теперь от личности помещика. Таким образом, в борьбе против могучего местного дворянства курфюрст мало на кого мог опереться.
В конце XVI века курфюрст Иоахим Фридрих в соответствии с завещанием своего отца был обязан заботиться о многочисленных братьях и сестрах, хотя, несмотря на импозантно выглядевшие на ландкарте владения, он не унаследовал ничего кроме долга в полмиллиона талеров. Тогда, в 1598 году, он заключил со своими родственниками и сонаследниками "Герский домашний договор" (по городу Гера), имевший чрезвычайно важное значение для будущего рода Гогенцоллеров. По этому договору все владения Гогенцоллеров, равно как и ожидаемые территориальные приобретения, подлежали принципу неделимости и примогенитуры, т.е. права наследования старшим сыном.
Разделы наследства, которые изрядно распылили владения других княжеских домов империи (Веттинов в Саксонии и Тюрингии, Виттельсбахов в Баварии и Пфальце, Вельфов в Нижней Саксонии), миновали Гогенцоллеров и в то время, и позднее, когда они располагали крупными и богатыми земельными угодьями. Как мало, однако, придавал значения Герскому договору "наш" курфюрст Фридрих Вильгельм, который, собственно, и явился основателем Бранденбургско-Прусской державы, мы увидим из его завещания, составленного в пользу младших сыновей. Но прежде чем сложилась его держава, политической карте Европы предстояло кардинально измениться.
Существенные предпосылки для поразительного расширения Бранденбургского курфюршества создал уже тот самый Иоахим Фридрих, о котором речь шла выше; он очень ловко обеспечил своему сыну и наследнику Иоганну Сигизмунду присоединение герцогства Прусского. Автором этого хитроумного замысла был его весьма дальновидный канцлер Ламперт Дистельмайер, по происхождению сын Лейпцигского портного. Правда, в то время никому и в голову не могло прийти, какое колоссальное значение это будет иметь для будущей истории всей Германии.
Прусское герцогство не входило в состав империи и находилось под сюзеренитетом польского короля. Речь идет о значительной части территории, некогда заселенной южно-балтийскими пруссами. В первой половине XIII века их земли были завоеваны и христианизированы Германским духовно-рыцарским Орденом, основавшим там сильное государство. Сюда устремились многие немецкие дворянские и крестьянские семьи, привлеченные благоприятными местными условиями. Рыцари Ордена, получившие название крестоносцев (по белым плащам с черными крестами, которые они носили), стремились проникнуть и дальше на восток, но в 1410 году потерпели сокрушительное поражение от объединенных сил поляков и литовцев в битве под Танненбергом (Грюнвальдом).
Для преодоления возникших в связи с этим финансовых трудностей магистр, стоявший во главе Ордена, был вынужден искать компромисса в борьбе с земствами, представлявшими интересы дворянства и городов. Однако из этого ничего не получилось, и дело дошло до открытого конфликта между Орденом и земствами, которые в 1454 г. обратились к польскому королю за поддержкой, признав его своим сюзереном. После войны, длившейся в течение тринадцати лет, в Торне был заключен мир, по условиям которого было признано верховенство польского короля; более богатая западная часть с городами Данциг и Мариенбург отошла к Польше, а в восточной части, позднее получившей название Восточной Пруссии, укоренилось оставшееся католическим епископство Эрмландское. Столицей этого остатка орденского государства был Кенигсберг; из остальных городов какое-то значение имел лишь Тильзит.
В 1525 г. магистр этого епископства Альбрехт Ансбахский, происходивший из франконской линии дома Гогенцоллеров, перешел в протестантизм, и его государство стало светским герцогством в составе королевства Польского. Сын и наследник Альбрехта II Фридрих с юных лет страдал душевной болезнью, и муж его единственной дочери Иоганн Сигизмунд оказывал существенное влияние на управление герцогством. Еще отец Иоганна Сигизмунда курфюрст Иоахим Фридрих в 1605 году выхлопотал для себя у польского короля должность регента при своем душевно больном родственнике. После смерти Иоахима Фридриха в 1608 году Иоганн Сигизмунд, став курфюрстом, унаследовал и регентство над своим тестем.
Брак Иоганна Сигизмунда на прусской "наследнице", чья мать была принцессой Юлиха и Клеве, открыло для него помимо прочего и перспективу наследования рейнско-вестфальских земель герцога Юлихского и Клевского Иоганна Вильгельма, у которого не было детей мужского пола. Однако княжеское наследное право, которое было в высшей степени запутанным и противоречивым, предоставляло реальные возможности претендовать на это наследство не только курфюрсту Бранденбурга, но и курфюрсту Саксонскому и пфальцграфу Нойбургскому, а также австрийским и испанским Габсбургам, королю Франции и даже молодой республике Соединенных Провинций (Нидерландов).
Смерть Иоганна Вильгельма в 1609 г. привела, как и ожидалось, к ставшей знаменитой Юлих-Клевской наследной тяжбе, которая вылилась в европейский конфликт. Все участвующие в ней стороны входили в разные военно-политические союзы, которые внешне определялись религиозной принадлежностью, но по сути выражали экономические интересы тех или иных кругов. Этот спор получил предварительное решение в 1614 году, когда по Ксантскому договору земли Юлих и Берг отошли к пфальцграфу Нойбургскому, а земли Клеве, Марк и Равенсберг — к курфюрсту Бранденбургскому. Однако окончательному решению этой тяжбы суждено было состояться лишь сорок лет спустя, и пока ничто не предвещало того, что в обозримое время Бранденбург окажется втянутым во все политические распри, возникающие в северо-западном углу империи, в этом "погодообразующем уголке" Европы.
Незадолго до временного урегулирования Юлих-Клевского наследственного спора произошли два сенсационных перехода из одной религии в другую: лютеранин пфальцграф Нойбургский перешел в католичество, а лютеранин курфюрст Бранденбургский стал кальвинистом. Что же могло побудить Иоганна Сигизмунда, этого слабохарактерного и ленивого пьяницу, дотоле абсолютно равнодушного к вопросам религии, в одно рождественское утро 1613 года принять в Берлинском Соборе для себя и своего потомства реформистское вероисповедание нарождающейся западноевропейской буржуазии, кальвинизм? Возможно, он надеялся тем самым заручиться поддержкой кальвинистской буржуазно-аристократической республики Соединенных Нидерландов в борьбе за Юлих-Клевское наследство против католической партии Габсбургов. Вероятно, и его непосредственный соперник, Нойбург, искал подобным образом защиты у католической партии.
В землях Клеве, Марк и Равенсберг, населенных преимущественно кальвинистами, новому властителю легко было поладить со своими подданными, но в строго лютеранском курфюршестве Бранденбург, где кальвинизм считался еще большим злом, чем ненавистный католицизм, прокатились волны недовольства, и даже в Берлине имели место уличные беспорядки. Однако как Иоганн Сигизмунд, так и его сын Георг Вильгельм, ставший в 1619 г. курфюрстом, оставались неколебимо преданными этой конфессии, крайне непопулярной не только в Бранденбурге, но и в Пруссии.
Таковы были события, приведшие к тому, что внуку Иоганна Сигизмунда, "нашему" Фридриху Вильгельму, досталось в наследство вероисповедание, рассматривающее хозяйственный успех или неуспех как главный критерий "Божьей Благодати" и соответственно призывающее верующих вести свое "дело" максимально успешно. "Делом" княжеского сына, призванного по праву первородства управлять государством, его "наказом от Бога", было сделать прибыльным и всячески приумножать полученное наследство. Однако приступить к выполнению этой задачи он мог, только приняв бразды правления в свои руки, а до того следовало основательно к этому подготовиться.
У Бранденбургских Гогенцоллеров из поколения в поколение наблюдался часто возникающий антагонизм между правящим властителем и его наследником, причем он проявлялся тем сильнее, чем более сильной личностью оказывался этот наследник. Сын Иоганна Сигизмунда Георг Вильгельм с юных лет казался слабым и болезненным. Когда в 1617 г. ему пришлось ехать в Берлин, чтобы принять дела у безнадежно больного отца, он покинул Клеве, где был штатгальтером, с видимой неохотой.
В 1618 г. все более обостряющиеся конфликты между европейскими державами привели к первым вооруженным столкновениям, переросшим в многоэтапную Тридцатилетнюю войну. Восстание протестантских кругов в габсбургском королевстве Богемии (Чехии) против католического имперского дома привело к тому, что курфюрст Пфальцский Фридрих V, зять Георга Вильгельма и кальвинист по вероисповеданию, был избран королем Чехии и коронован в Праге.
Однако наследник слабого императора Маттиаса, кайзер Фердинанд II не захотел мирится с этим угрожающим его власти вызовом и повел весьма решительную борьбу с "чешскими мятежниками". Настроенный на то, чтобы привести католическую контрреформацию к победе во всей Европе, он наладил успешное взаимодействие Габсбургских царствующих домов Австрии и Испании, которые с 1556 года были разделены. Это оказало решающее влияние на исход первого этапа начавшейся войны.
Расстановка сил перед войной была такова.
Испанские Габсбурги в 1609 г. заключили перемирие с республикой Соединенных Нидерландов, отделившихся от Нидерландов Испанских. Когда чешские повстанцы обратились за помощью ко всем противникам дома Габсбургов, голландские кальвинисты на первых порах оказали им финансовую помощь, а английский король Яков I, хотя и приходился новому королю Богемии тестем, не решился ссориться с Габсбургами. Король Франции Генрих IV (известный нам по роману Генриха Манна под своим французским именем Анри Катр) еще в самом разгаре Юлих-Клевского наследственного спора хотел использовать этот спор в качестве предлога для начала войны с обеими ветвями Габсбургского дома, однако в 1610г. он был убит, а его вдова Мария Медичи приложила все усилия для того, чтобы наладить с ними добрые оттношения. Это удавалось ей на протяжении четырнадцати лет, пока кардинал Ришелье, ставший в 1624 г. правящим министром, не возродил традиционную для Франции антигабсбургскую политику.
В 1619 г. в Соединенных Нидерландах партия знаменитейшего полководца своего времени принца Морица Оранского взяла верх над сторонниками сохранения перемирия, и когда в 1621 г. Габсбурги усилились настолько, что это стало угрожать самому существованию молодой республики, голландцы начали против Испании войну, которая закончилась лишь в 1648 году подписанием всеобщего Вестфальского мира. Война между Республикой Соединенных Нидерландов и Испанской империей была выражением противоречия между насилием феодализма и нарождающейся буржуазией — крупнейшего противоречия в общественном развитии той эпохи. Поскольку бранденбургские Гогенцоллеры не раз втягивались в европейские конфликты, следовало бы чуть подробнее рассмотреть сложную и противоречивую политику заключения союзов, которую вели участники этих конфликтов.
Когда в 1618 г. умер душевно больной герцог Прусский Альберт II Фридрих, его герцогство отошло к Бранденбургу. Ленную присягу польскому королю курфюрст Иоганн Сигизмунд принес в Варшаве еще в 1611 году. Но в 1619 г. умер и он, и теперь новый курфюрст Георг Вильгельм должен был как можно скорее добиться присяги на верность от прусских подданных и, в свою очередь, присягнуть польскому королю и получить от него мандат на правление. И то, и другое требовало многолетних предварительных торгов, чтобы обговорить все условия для улаживания возникшей ситуации. Весьма самонадеянные прусские дворяне с одной стороны хотели по старой привычке добиться от польского королевского дома содействия против притязаний нового герцога, а с другой — пытались заручиться поддержкой последнего против несправедливых с их точки зрения поборов их польского повелителя.
Положение Георга Вильгельма осложнялось еще и тем, что грозные тучи стали сгущаться не только над Чехией, но и над его наследственными землями в низовьях Рейна. В войне между Соединенными Нидерландами и Испанией земли Клеве и Марк неизбежно должны были стать на пути движения войск обеих воюющих держав, что сулило большой ущерб хозяйству этих земель. При этом Георг Вильгельм не мог предпринять ровно ничего, чтобы этому воспрепятствовать.
Его невзгоды нимало не умеряло то обстоятельство, что брат его молодой жены, Фридрих V Пфальцский стал королем Богемии и главой оборонительного союза протестантских князей (т.н. "Унии"). Ведь Габсбурги готовили контрудар, имея вооруженную поддержку "Лиги" — союза католических германских князей. Так что курфюршество Бранденбург легко могло оказаться в опасности.
Дополнительные "прусские" проблемы возникли вследствие начавшихся еще до начала войны переговоров о браке между сестрой Георга Вильгельма Марией Элеонорой и шведским королем Густавом II Адольфом (брак был заключен в 1620 году). Короли Швеции и Польши (оба происходили из шведского рода Ваза) оспаривали друг у друга троны, и Георг Вильгельм не без основания опасался того, что в случае вооруженного конфликта между ними его герцогство Пруссия окажется зоной боевых действий. Однако влюбленная в Густава Адольфа Мария Элеонора нашла поддержку у своей матери, и курфюрст не нашел в себе силы внять предостерегающим голосам своих советников и воспрепятствовать этому браку. Это, разумеется, осложнило его отношения с польским королем, поскольку брачный проект не удалось удержать в тайне.
В это напряженное и полное тревожных ожиданий время, 16 февраля 1620 года во мрачном замке Берлин-Кельна и родился старший сын Георга Вильгельма и его супруги Елизаветы Шарлотты, происходившей из дома Пфальцского княжеского дома, — Фридрих Вильгельм.
Похоже, рождение продолжателя рода бранденбургских курфюрстов отнюдь не привлекло к себе того внимания, которое в более благоприятных условиях несомненно было бы оказано этому событию. Пальба из пушек и колокольные перезвоны, по-видимому, слишком напоминали бы об угрозе войны. Курфюрст Георг Вильгельм в течение нескольких недель не имел возможности прервать трудные переговоры в Кенигсберге и Варшаве, чтобы пышно отпраздновать крестины своего первенца. Лишь в августе он принял решение о том, что наследный принц должен быть назван Фридрихом Вильгельмом и окрещен в отсутствие отца.
После того, как это произошло, мать ребенка также отправилась в Пруссию, а маленький "Фриц", как его называли близкие, остался на попечении обеих бабушек в берлинском замке Обхут. На шестом году жизни началась его систематическая учеба. В качестве учителя курфюрст выписал из далекого Клеве одного образованного канцеляриста, которому, видимо, Фридрих Вильгельм и обязан своим четким хорошо читаемым почерком. Спустя два года началось собственно воспитание его как правителя. Руководил этим процессом гофмейстер, обязанный подготовить будущего курфюрста к выполнению своего долга в духе кальвинистского вероучения. К этому времени курфюршество Бранденбург было уже втянуто в великую европейскую войну, начавшуюся вследствие "чешского восстания", причем втянуто столь глубоко, что было далеко неясно, станет ли когда-нибудь наследный принц курфюрстом.
Первое время Георгу Вильгельму удавалось держать свои разбросанные по всей империи владения в стороне от "богемского приключения" своего шурина Фридриха Пфальцского. Покинутая своими союзниками из протестантской Унии чешско-пфальцская армия в ноябре 1620 г. потерпела поражение от объединенных войск кайзера и Лиги в битве у Белой Горы под Прагой. Сам Фридрих, получивший насмешливое прозвище "Зимнего короля" (он процарствовал всего несколько зимних месяцев) и уже объявленный в империи вне закона, был вынужден спасаться бегством. Георг Вильгельм с большой неохотой предоставил ему лишь временное пристанище в крепости Кюстрин. Он всячески подчеркивал свой нейтралитет и вздохнул с облегчением, когда нежеланные гости проследовали в Гамбург и далее в Республику Соединенных Нидерландов, где они нашли окончательный приют. Пфальцское княжество было занято войсками Лиги, а титул курфюрста Пфальцского был передан герцогу Максимилиану Баварскому. Поскольку голос Богемии при выборах кайзера оставался теперь у Габсбургов, а голос нового курфюрста Баварского также был для них обеспечен, Франция и Республика Соединенных Нидерландов, опасаясь чрезмерного усиления своего главного врага — испанских Габсбургов, решили оказать протестантской партии более деятельную поддержку.
Возобновление голландско-испанской войны в январе 1621 г. принесло бедствия герцогствам Клеве и Берг: испанцы и голландцы вторглись в эти земли с двух сторон под тем предлогом, что вопрос о том, кому они должны принадлежать, все еще остается спорным. В ответ на это и Бранденбург, и Нойбург подтвердили свою верность Ксантскому договору о разделе спорных княжеств и одновременно объявили оккупантов лишенными их формального права выступать в качестве "гарантов мира" Тем не менее сохранение за Бранденбургом Юлих-Клевского наследства стало весьма сомнительным.
Лучше обстояли дела на востоке; в 1623 г. Георг Вильгельм добился того, что герцогство Прусское было торжественно пожаловано ему в качестве лена. Теперь он мог принять в Кенигсберге присягу от своих прусских подданных. Правда, в главной его резиденции, Берлин-Кельне, возникла некоторая угроза его беспрепятственному правлению. Датский король Кристиан IV, получив субсидии от англичан и голландцев, сумел собрать внушительную армию и был готов присоединиться к протестантским князьям в их борьбе против кайзера. В 1625 г. Кристиан заключил с англичанами и голландцами военный союз.
Французское правительство в то время было занято борьбой против собственных протестантов (гугенотов), что лишало его возможности вмешаться в германские дела непосредственно. Шведский король Густав Адольф также держался в стороне, недовольный тем, что ему было отказано в его претензиях на пост главнокомандующего протестантскими силами; другой, возможно, главной причиной его сдержанности была постоянно тлеющая угроза войны со своими католическими родственниками из династии Ваза в Польше. Они не признавали протестанта королем и сами претендовали на шведский престол. Для Георга Вильгельма это обстоятельство было не последней причиной, побудившей его отклонить предложенный ему союз с Данией; ведь война поляков со шведами сулила ему трудную борьбу за герцогство Прусское.
Однако без достаточно сильной армии Георг Вильгельм ни в Пруссии, ни в Бранденбурге не мог добиться того, чтобы его нейтралитет уважали обе готовые к борьбе партии. В июле 1625 г. он запросил у собравшихся в Берлине представителей сословий 100 000 талеров на ассигнование собственного войска. Ему были предоставлены лишь 75 000 талеров, поскольку недоверчивые представители усматривали в войске курфюрста инструмент внутриполитической власти. И только когда внешнеполитические условия стали драматически угрожающими, они в марте 1626 года согласились дополнительно содержать в течение трех (!) месяцев 300 конных рыцарей и 3000 пехотинцев. Теперь однако для того чтобы обезопасить границы марки, требовались гораздо более действенные мероприятия.
В апреле 1625 года Фердинанд II назначил генералиссимусом имперской армии чешского дворянина, католика Альбрехта Валленштейна, который своей верностью кайзеру уже обеспечил себе огромные богатства и титул герцога Фридлянда. Это делало кайзера независимым от Лиги. Валленштейн обязался предоставить ему сорокатысячную армию, собранную и снаряженную на собственные средства. Эта гигантская по тем временам армия должна была сама позаботиться о своем содержании, ибо согласно девизу Валленштейна "война сама себя кормит", взимала высокие контрибуции с тех земель, которые она занимала. Вся эта огромная военная машина угрожающе надвигалась на Бранденбург с юга. Некоторый предлог для этого был.
Малочисленное бранденбургское войско не могло воспрепятствовать вторжению датчан и немецких протестантских солдат под командой графа Мансфельда в Альтмарк и Пригниц. И хотя названные земли подверглись грабежу и разорению, создалось впечатление, что это произошло с ведома и согласия курфюрста. Поэтому когда протестанты потерпели сокрушительные поражения (Мансфельд — от Валленштейна у моста через Эльбу близ Дессау, а датчане — от Тилли под Люттером у Баренберга), Георгу Вильгельму оставалось только оправдываться перед кайзером и пытаться договориться на более или менее приемлемых условиях.
Положение вещей было таково, что ему пришлось открыть свои границы для имперских войск без всяких шансов оговорить какие-либо уступки в свою пользу. В течение 1627 года имперские войска широким фронтом хлынули в страну и захватили ее вплоть до берегов Балтики. При этом они вели себя как оккупанты во вражеской стране, и конца этому не было видно. Курфюрст с оставшимся у него войском перебрался в Пруссию, дабы поддержать свой авторитет хотя бы там. В Кенигсберге он получал отчеты об огромном ущербе, нанесенном Бранденбургским землям, не имея никакой возможности предпринять что-либо против действий Валленштейна. Судя по документам того времени, контрибуции исчислялись миллионами талеров.
В мае 1629 г. курфюрст примкнул к жалобам других князей, своих товарищей по несчастью, которые рассчитывали тронуть кайзера и побудить его уволить в отставку чрезмерно хищного грабителя Валленштейна. Жалуясь на главнокомандующего, он писал: "Все — и города, и сельские угодья превращено в бесплодную пустыню, и я своими глазами не вижу ничего, кроме руин и дальнейшего опустошения моих земель... Мои бедные земли должны не только содержать находящихся в них солдат, но и посылать жалование тем, которые расквартированы в других странах... Взимаются не только крупные суммы на артиллерию, но требуются помещения для отдыха, лошади, фитили, сараи, тележки и многое другое. Все это сопровождается такими жестокостями, казнями и другими преступными действиями, которые, я нимало не сомневаюсь, не имеют ничего общего с интересами Вашего Императорского Величества... это делается в такой манере, что если не знать ничего, кроме того, что можно здесь увидеть, нельзя и поверить, что здесь есть еще курфюрст. Часть солдат так и говорят, что они ни о чем у меня не спрашивают и вообще неизвестно, долго ли мне оставаться курфюрстом в этой стране". (перевел очень приблизительно и неточно, но тональность сохранена. — Ф.С.)
Страх потерять курфюршество из-за солидарности с противниками кайзера не покидал Георга Вильгельма никогда. Самым лучшим для него было сохранять нейтралитет при всех возможных осложнениях. Но при этом он не мог спасти свои земли от разграбления и опустошения. Валленштейн конечно же был прав, когда цинично "утешал" наместника курфюрста в Бранденбурге тем, что для страны выплачивать даже самые тяжелые военные поборы оккупантам все же лучше, чем оказаться театром военных действий. В случае, если бы шведы вступили бы в войну в роли "освободителей", — продолжал он, — то от этого потеряли бы не только Померания и Мекленбург, но и Бранденбург.
То, о чем Валленштейн упоминал лишь как о возможном варианте развития событий, уже давно было одной из главных задач французской внешней политики, которую с 1624 года проводил кардинал Ришелье, ставший правящим министром при юном и еще слабом короле Людовике XIII. Поразительно, но кардинал католической церкви предлагал "еретическому королю" Густаву Адольфу Шведскому субсидии в размере 1 млн. талеров ежегодно с тем, чтобы тот направил в Германию 40-тысячную армию и начал войну против католического императора. Поскольку завоевания Валленштейна угрожали претензиям шведского короля на господство над всем побережьем Балтики, надежды Ришелье на приобретение могучего военного союзника вскоре оправдались. Ришелье позаботился также и о том, чтобы в 1629 г. между шведами и поляками было заключено перемирие сроком на шесть лет. Таким образом Густав Адольф мог смело вторгаться в Германию, не опасаясь удара в спину со стороны своего польского кузена.
Одновременно Ришелье развязал в Северной Италии войну за стратегически важную крепость Мантую и тем самым приковал к ее защите австрийские силы, которые иначе могли быть использованы против шведов. От непосредственного объявления войны Испании и кайзеру французский министр воздерживался как можно дольше. Высокие затраты на "войну чужими руками" быстро истощили французскую казну. Налогооблагаемая часть населения, прежде всего крестьянство, изнемогая от становящихся невыносимыми поборов, стало отвечать восстаниями. После подавления этих восстаний и военной победы над внутренней протестантской оппозицией, гугенотами — во Франции постепенно стал устанавливаться абсолютизм, однако полностью он смог утвердиться лишь в 1653 году, когда было сломлено сопротивление высшего дворянства.
В августе 1630 года на рейхстаге, собранном в Регенсбурге, ревностно отстаивающие свои "свободы" князья (которых втайне поддерживал Ришелье) вынудили кайзера отправить в отставку с поста главнокомандующего Валленштейна. С этого момента власть и влияние кайзера в империи пошли на убыль. В 1631 г. шведы, получившие от Франции обещанные субсидии, вступили в войну. Король Густав Адольф утверждал, что главной его заботой является освобождение немецких протестантов от "папистской кабалы". Но его шурин Георг Вильгельм вспоминал при этом пророческие слова Валленштейна, поскольку в Бранденбургской марке стояли имперские войска. К союзу со Шведским королем он был вынужден после довольно долгого сопротивления. Тот позволил себе даже такие слова: "Когда я подойду к Вашим границам, Вам (Вашей милости) придется определиться, чью сторону принять" ("sich warm oder kalt erklaeren").
Переговоры однако тянулись целый месяц. Даже лютеранский курфюрст Саксонии, который в начале войны не без выгоды для себя солидаризировался с кайзером, предпочитал оставаться нейтральным. Однако случилось так, что осажденный имперскими войсками город Магдебург, контролировавший важную переправу через Эльбу, был взят и полностью разрушен. Слабый гарнизон его без помощи главных сил шведской армией не мог оказать достойного сопротивления. Это переполнило чашу терпения Густава Адольфа. 3 июля 1633 года он во главе своего войска появился у стен Берлина, окружил княжеский замок и в конце концов принудил своего шурина заключить с ним военный союз. Затем он предпринял парадное шествие своего войска (8 тысяч конных рыцарей, 18 тысяч пехотинцев и более 20 тысяч обозных повозок) через Берлин. Имперские войска покинули территорию марки без борьбы. Даже курфюрст Саксонский заключил союз с Густавом Адольфом, и тот, начал свой победоносный, казавшийся неодолимым, поход в Южную Германию.
17 сентября 1631 года он разгромил армию Лиги во главе с Тилли под Брейтенфельдом (севернее Лейпцига). Напрасно последний пытался со вновь собранной армией защитить Баварию и ее столицу; в апреле 1632 г. в битве под Райном у Леха он не только потерпел решающее поражение, но и был убит. В середине мая Густав Адольф триумфально вступает в Мюнхен. Его образцово вымуштрованные, снабженные самой современной полевой артиллерией и поразительно дисциплинированные солдаты доказывают свое несомненное превосходство над выряженной в золото и серебро и украшенной пышными султанами имперской армией.
Король всегда вел свое войско сам. Южная Германия сулила легко доступные и богатые трофеи, и он не торопился с окончательным маршем на Вену до тех пор, пока кайзер вновь не призвал уволенного в столь оскорбительной форме Валленштейна. Теперь о триумфах, достающихся без борьбы нечего было и думать; Густав Адольф имел все основания опасаться своего прославленного соперника.
Положение протестантов на севере казалось вполне надежным, и "полночный лев рыкающий", как с библейским пафосом называли шведского короля его немецкие сторонники, считал свои честолюбивые планы достижимыми уже в ближайшее время. Не исключено, что он мог помышлять и о выборе его кайзером, но совершенно очевидно, что во всяком случае Померанию он несомненно хотел сохранить за собой в качестве бастиона, обеспечивающего господство Швеции над всем Балтийским побережьем. Правда, это противоречило надеждам Бранденбургских Гогенцоллеров, стремившихся придать законность своим правам на эти земли после со дня на день ожидаемой смерти последнего герцога Померании, у которого не было прямого наследника.
Но как раз для этой проблемы Густав Адольф предусмотрел весьма гармоничное решение: курпринц Бранденбургский со временем должен жениться на наследной принцессе Шведской, Кристине (которой в то время было пять лет) и наследовать не только курфюршество, но и шведскую корону. Родители уже обсуждали этот вариант углубления их родства на первых переговорах о военном союзе в лесу между Кепеником и Трептовом 31 мая 1631 г.; и хотя одиннадцатилетний Фридрих Вильгельм в переговорах не участвовал, тем не менее эти так никогда и не ставшие реальностью виды на будущее его знаменитого дяди во многом определили его первые шаги в полных опасностей дебрях европейской политики.
К сожалению, о жизни Фридриха Вильгельма до вступления его на престол сохранилось мало наглядных документов. Несколько искренних задушевных писем (частично на французском) позволяют судить о рано пробудившемся религиозном чувстве ответственности, которое было укреплено в нем нанятым в 1627 году гофмейстером, ярым кальвинистом. Этот уроженец Нижнего Рейна по имени Фридрих фон Калькум, прозванный фон Лейхтмаром, в свое время посетил в образовательных целях Италию, Францию, Соединенные Нидерланды и Англию. С ним Фридриха Вильгельма связывали весьма доверительные отношения, продолжавшиеся вплоть до первых лет его самостоятельного правления.
Помимо гофмейстера, в жизни курпринца большую роль играл граф Адам фон Шварценберг, тайный советник и самое доверенное лицо курфюрста. Правда, эту роль следует признать преимущественно отрицательной. Граф также был уроженцем Нижнего Рейна и сблизился с Георгом Вильгельмом еще в бытность того штатгальтером в Клеве. Как сильная личность, наделенная к тому же управленческими способностями, он быстро стал незаменимым для слабохарактерного Гогенцоллера. В отличие от остальных тайных советников курфюрста, сплошь кальвинистов, Шварценберг был католиком. Представители же бранденбургских и прусских сословий все без исключения были лютеранами. Поскольку вопросы религии в то время очень сильно влияли как на внутреннюю, так и на внешнюю политику, Шварценберг не без основания считался сторонником габсбургской партии, тогда как другие советники были более склонны к союзу со шведами. Лютеранское же население открыто симпатизировало шведам с самого начала. Кальвинист Лейхтмар, по-видимому, систематически настраивал Фридриха Вильгельма против Шварценберга. Когда однажды под кроватью курпринца был обнаружен крестьянский юноша, вооруженный длинным ножом, возникло совершенно необоснованное подозрение в том, что это "предатель-католик" подослал его с целью покушения на жизнь сына своего господина.
Возникновению такой атмосферы недоверия и подозрительности немало способствовала ситуация, возникшая в 1627 году, когда дальнейшее пребывание принца в Берлин-Кельне стало казаться небезопасным, хотя солдаты кайзера, возглавляемые Валленштейном, больше угрожали сельским жителям, чем горожанам, которых защищали крепостные стены. Выбранный первоначально в качестве резиденции курпринца уединенный охотничий замок Летцлинген близ Гарделегена не гарантировал полной безопасности, и его маленький "двор" перебрался в крепость Кюстрин. Там Фридрих Вильгельм прожил семь лет с небольшими перерывами, связанными с посещениями родственников.
В его учебном плане, кроме французского и латыни, значился польский, а с некоторого времени и голландский язык. Следует сказать, что традиционно включаемые в школьные программы предметы с трудом давались мало склонному к абстрактному мышлению принцу. Зато он проявил явную способность к черчению и рисованию. Его интересовала также геометрия, которая требовалась при вычерчивании оборонительных сооружений. Даже такие предметы, как история, пробуждали в нем наибольший интерес тогда, когда он мог иметь дело с наглядными, осязаемыми пособиями. Так например, в это время он начал собирать редкие монеты. Сильный упор делался на религиозное образование. Три профессора богословия из ближайшего, Франкфуртского университета и придворный проповедник из Берлина, чередуясь, преподавали ему эту науку. Они же совершали воскресные богослужения. К религиозно-философским проблемам их ученик относился без особого интереса, однако основы кальвинизма запали ему в душу, по-видимому, глубоко. Серьезного вида бледный юноша (неизвестный художник изобразил его в костюме кавалериста) часто болел. Поэтому с целью закалить его практиковались упражнения на открытом воздухе. Обращение с оружием рано пробудило в нем страсть к охоте, сохранившуюся на протяжении всей его жизни. Таким образом его воспитатели могли надеяться на то, что они воспитают "нормального" князя. Однако такой чловек, как Лейхтмар хорошо понимал, что управление обширным наследством, включающим земли, разбросанные не только в разных уголках империи, но и за ее пределами, со временем потребуют знаний и способностей, для обретения которых недостаточно Кюстринской школы. Так что посещение в 1631 г. тетушки Марии Элеоноры, пребывавшей в главном опорном пункте шведов в Померании — Вольгасте, означало нечто большее, чем просто долгожданная и поучительная перемена.
Король Густав Адольф в то время находился при своем войске, выступившем из лагеря под Вербеном на Эльбе в Саксонию. Поэтому многочисленные рассказы о "знаменательной встрече" принца с его героическим родственником — не более, чем семейная легенда Гогенцоллеров. Через Вольгаст шло снабжение и пополнение армии Густава Адольфа. Наряду со шведскими новобранцами, Фридрих Вильгельм видел также английских и шотландских наемников, привлеченных сюда надеждами на богатые трофеи. При этом первом визите в Померанию он побывал также в Штеттине, где ему был оказан радушный прием со стороны его родственника герцога Богислава XIV. Герцог не имел потомства и в соответствии с договорами о наследстве видел в курпринце своего законного преемника. Возвращение в Кюстрин было отложено до поздней осени из-за разразившейся там чумы.
К ноябрю следующего года из Лютцена (небольшого городка юго-восточнее Лейпцига) пришла горестная весть: погиб король Густав Адольф. Это произошло при следующих обстоятельствах. Вновь набранная Валленштейном армия угрожала путям сообщения шведов с Балтийским побережьем. Поэтому король и двинулся в Саксонию с целью дать решающий бой своему сопернику. В битве под Лютценом победа осталась за шведами, но при этом сам король был убит.
Дипломатическое искусство шведского канцлера Оксеншерны, возглавившего регентский совет при шестилетней королеве Кристине, позволило поддержать веру своих протестантских союзников в ударную мощь шведской армии, тем более, что Валленштейн вовсе не стремился к продолжению войны и искал возможности уладить дело дипломатическим путем.
Торжественное возвращение на родину останков "героя за веру" происходило неспешно от одного места к другому и длилось несколько месяцев. Это делалось с целью восстановить престиж шведов как "защитников евангелистского вероучения", пошатнувшийся вследствие произвола, творимого в покоренных Густавом Адольфом районах. Летом 1633 года Фридрих Вильгельм вторично посетил Вольгаст. С его пребыванием там совпала мрачновато пышная церемония отдачи воинских почестей Густаву Адольфу, состоявшаяся после торжественного переноса гроба с его телом на военный корабль. Эта церемония должна была продемонстрировать всем, что шведская военная мощь остается несокрушимой. Всего за несколько недель до этого Франция обязалась продолжать выплату получаемых ранее Густавом Адольфом значительных средств на содержание сильной шведской армии.
Можно только предполагать о том, много ли значило близкое родство с покойным шведским королем для 12-летнего Фридриха Вильгельма и насколько оно повлияло на него. Во всяком случае его второй визит в Штеттин продолжался с октября 1633 г. по январь 1634 г. Возможно, он наблюдал и изучал житье-бытье в крупном порту в устье Одера глазами будущего хозяина. Для всех прилегающих к этой реке государств она была главной транспортной и торговой артерией. Дальнейшие перевозки товаров в густо населенные районы Западной Европы находились почти исключительно в руках нидерландских судовладельцев, которые со своей стороны ввозили товары широкого потребления, соль и селедку. Однако Штеттин оставался важнейшим перевалочным пунктом и соответственно обладал широкими торговыми связями. О систематической учебе в Кюстрине в эти неспокойные годы не могло быть и речи. Тем большее значение имело наглядное обучение в Вольгасте и Штеттине. Оно готовило юного принца, уже с самого раннего возраста проникшегося чувством монаршего долга, к последующим годам самообразования.
Хотя в то время и не существовало твердых, раз и навсегда установленных правил подготовки принцев и других юных господ, которым предстояло управлять какими-то владениями, к своему будущему положению в феодальном обществе, все же намечались два наиболее типичных способа получить образование.
Один заключался в изучении права и общественно-политических наук в каком-либо университете, или же в "рыцарской академии", где в большей степени делался упор на дворянские представления о духовных и прочих ценностях. Дополнительный опыт тот или иной принц мог получить, сопровождая дипломатические миссии или принимая участие в качестве гостя в боевых походах какого-нибудь знаменитого полководца.
Другой путь заключался в так называемых "кавалерских турне": молодой принц в сопровождении своего гофмейстера и более или менее приличной свиты из числа своих преданнейших дворянских "соучеников" посещал наиболее значительные княжеские дворы, являвшиеся центрами культурной и политической жизни, в той части Западной Европы, где "царствующие дома" часто были связаны родственными узами. Там можно было обучиться всем премудростям придворного этикета на приемах и празднествах, большой и малой дипломатии, а возможно, и ознакомиться с практикой военного искусства, не подвергая себя при этом ни малейшей опасности.
В 1634 г. в силу экономической, политической и военной слабости Бранденбурга для 14-летнего Фридриха Вильгельма такое путешествие по княжеским и королевским дворам Империи, Италии и других стран Западной Европы, где некогда побывал его гофмейстер, было невозможным. Во-первых, оно требовало очень высоких затрат, а во-вторых, это было просто небезопасно. Те же причины, по-видимому, вынуждали отказаться и от посещения какого-либо известного германского университета. Однако курфюрстина Елизавета Шарлотта нашла потрясающе удачный выход из положения. В силу своего происхождения из рода Пфальцских курфюрстов она приходилась внучкой тому самому Вильгельму Оранскому из дома графов Нассауских, который сыграл одну из главных ролей в Нидерландской буржуазной революции. Возникшая в результате этой революции Республика Соединенных Нидерландов (часто именуемая по названию самой крупной своей провинции — Голландией, а официально — по названию своего представительного органа — Генеральными Штатами) быстро выдвинулась в число ведущих в экономическом и идеологическом отношении стран Европы. И в этом ее возвышении Вильгельм Оранский, также сыграл также важную роль. Младший сын его, Фридрих (Фредерик) Генрих в описываемое время занимал пост "наследного штатгальтера" и в чине "генерал-капитана" командовал вооруженными силами республики. Фактически он обладал властью монарха в самой передовой державе той эпохи, чьи мощь, богатство и культура достигли своего наивысшего расцвета. Именно в эту страну и послала своего сына Елизавета Шарлотта, именно ею она решила ограничить его "кавалерское турне", дабы дать ему возможность закончить свое образование в Лейденском университете.
После победы "шведской партии" в совете курфюрста католик Шварценберг удалился было на родину в низовья Рейна, однако уже в 1633 г. вновь стал всемогущим фаворитом Георга Вильгельма. Естественно он стремился помешать слишком тесному сближению наследника с врагом Габсбургского дома, но поскольку Бранденбург (равно как и Нидерланды) находился в союзе со Швецией, ему пришлось согласиться с предложением курфюрстины.
Когда Фридих Вильгельм в июне 1634 г. отправился в Лейден, его, наряду с доверенным учителем и гофмейстером, сопровождали два камер-юнкера и еще три юных господина из числа бранденбургских дворян вместе с их слугами. Согласно воззрениям того времени расходы на путешествие были весьма незначительны. Все князья, чьи земли находились на пути кортежа, проходившем через Гамбург и Фрисландию, оказывали ему роскошное гостеприимство, как если бы это было настоящее "кавалерское турне". Однако в Лейдене принца ждало горькое разочарование: для соответствующего его положению образа жизни в одном из знаменитейших университетских городов Европы, где сыновья богатых родителей роскошествовали как могли, предусмотренных для этого 6000 рейхсталеров в год конечно же не хватало. Одна только карета с красной бархатной обивкой и соответствующей упряжкой лошадей, какие подобали каждому господину с положением, стоила гораздо больше, чем отпустили ему бранденбургские советники. Потребовалось самым мучительным образом экономить даже на еде, и это на глазах ближайших родственников! (в Лейдене учились два кузена Фридриха Вильгельма, — сыновья прежнего курфюрста Пфальцского, и "Зимнего короля" Богемии, изгнанного оттуда в 1620 г., — Фридриха V).
В то время Нидерландские университеты, и прежде всего, Лейденский, по праву считались лучшими образовательными центрами Европы, причем не только по части государственного управления, но и в области медицины, языков, астрономии, картографии и ботаники. Нигде не выпускались лучшие компасы, секстанты и подзорные книги, нигде не печатались лучшие книги, чем в Нидерландах. Тот, кто хотел научиться строить гавани, мосты, плотины или крепости, находил здесь лучших учителей.
Юрист Гуго Гроциус (де Гроот) разработал там теорию буржуазного международного права, исходя из "естественного права". В соответствие с этой теорией гражданин должен добровольно уступать свои "естественные права" государству. Исходя из принципа "Свободы морей", де Гроот защищал право молодой республики основывать свои поселения и фактории в Ост-Индии, Южной Африке и Америке. Доходы от этих факторий послужили основой для неслыханно быстрого расцвета и обогащения страны.
Резиденция наследного штатгальтера Нидерландов Фридриха Генриха в Гааге была центром международной политики того времени. Ей не приходилось стесняться сравнения с крупнейшими монаршими дворами. "Золотой век" Нидерландов оказался таковым и для развития изящных искусств, живописи и архитектуры. Среди живописцев наиболее выдающимся был Рембрандт (1606—1669 гг.). Но при всем блеске нидерландского двора, здесь проявлялись умеренность, трезвость и суровая простота, Достоинством считалось нечто большее, чем легкая обходительность.
Французский философ, математик и физик Рене Декарт (1596—1650), один из основоположников современной философии прожил там с 1629 по 1649 г. в добровольно избранном и чрезвычайно продуктивном затворничестве, освободившись от общественного давления и религиозной опеки, неизбежных у него на родине. В 1631 г. он писал одному из своих парижских друзей из Амстердама: "Здесь, в этом огромном городе, я единственный человек, который не занимается торговлей; все остальные так сильно поглощены своими делами, что я могу провести здесь всю свою жизнь, не будучи замечен никем... Я с удовольствием наблюдаю за приходом кораблей, которые в изобилии привозят товары из обеих Индий, а также европейские раритеты. Нет другой страны, где гражданская свобода была бы более полной".
Образовательный уровень населения в Нидерландах был гораздо выше среднеевропейского. Нигде больше не было такого количества грамотных (умеющих читать и писать) людей. Важная политическая информация была здесь доступнее, чем где бы то ни было еще. Нидерландский флот составлял 3/4 мирового и господствовал в мировой торговле. В Амстердаме были основаны одни из первых банков и самые крупные и значительные биржи Европы. Амстердам был не только центром торговли с Ост-Индией, но и перевалочным пунктом для экспорта зерна в страны Балтики. Карл Маркс называл Амстердам "главным зернохранилищем Европы". Наверняка Фридрих Вильгельм при посещении этого в высшей степени интересного города получил неизгладимые впечатления.
Когда в октябре 1634 г. в Лейдене вспыхнула чума и в качестве нового места обучения курпринца был выбран Арнхейм (Арнем?), родственные связи сослужили ему добрую службу. Бесплатное пребывание в замке наследного штатгальтера, или в летней резиденции все еще ссыльной вдовы "Зимнего короля" избавили дорожную кассу Лейхтмара от лишних (и весьма значительных!) расходов. Из соседнего с Голландией Клеве регулярно и бесплатно поставлялись продукты. Клевские сословия очень хотели, чтобы курпринц был их наместником, поскольку надеялись на то, что это обстоятельство послужит им надежной защитой в ведущейся между Нидерландами и Испанией войне и заставит всех уважать их нейтралитет.
Но прогабсбургская партия при дворе курфюрста, которая после успехов имперских войск в 1635 г. вновь обрела свое прежнее влияние, считала целесообразным, чтобы наследник курфюршества как можно быстрее покинул этот "погодообразующий угол Европы" Поэтому она настойчиво требовала его отзыва домой. Тем временем Фридриху Вильгельму довелось в качестве гостя и ученика своего знаменитого двоюродного деда изучить на практике новейшие достижения в области военной техники. Это произошло при осаде нидерландской крепости Бреда, расположенной близ Клевской границы и временно попавшей в руки испанцев. При этом он воспользовался случаем для передачи Оранскому петиции Клевских сословий.
Вскоре пришлось сделать еще один перерыв в образовательном процессе, поскольку чума достигла и Арнхейма. Вплоть до мая 1637 г. в обучении принца, проходившем либо в предоставленном ему замке, либо в резиденции его пфальцской родни, принимали участие только гофмейстер и домашние учителя. Занимались они, в основном, верховой ездой, фехтованием и танцами. Затем однако продолжились занятия в Университете Арнхейма, во время которых курпринц особенно увлекался геометрией. Повторные посещения лагеря Фредерика Генриха под Бредой добавили ему весьма ценного военного опыта, а совершаемые от случая к случаю поездки в Амстердам и другие приморские города наполняли его удивлением и восхищением.
При дворе курфюрста в Берлине тактика проволочек и отговорок, которыми принц отвечал на требования вернуться домой, внушала большую тревогу, так как опасения вызывало здоровье курфюрста. Последний страдал от незаживающей раны в голени, полученной им еще в 1620 г. В 1631 г. недуг перекинулся и на другую ногу, причем настолько сильно, что он с трудом держался на ногах и его чаще всего переносили на носилках. Поскольку он подобно другим монархам своего времени хотел бы лично руководить своими войсками, он тяжело переживал свою физическую немощь.
Со времени победоносного похода шведов протестантские районы Северной Германии пребывали в относительной безопасности, в том числе и некоторое время после смерти Густава Адольфа, поскольку Валенштейн втайне от кайзера вел переговоры о мире. Однако в феврале 1634 г. он был убит, а уже в сентябре произошло крупное сражение под Нордлингеном в Швабии, в котором объединенные силы кайзера и испанцев впервые нанесли шведам тяжелое поражение. Последние были вынуждены отступить в Северную Германию, а их союз с тамошними протестантскими князьями распался. При заключении в мае 1635 года мира в Праге на сторону кайзера перешла Саксония; недолго думали и остальные протестантские князья, которые уже в июне присоединились к ней.
Однако теперь уже Франция своим энергичным посредничеством добилась продления на 26 лет перемирия (срок которого истекал) между Швецией и Польшей. Незадолго до этого Франция объявила войну Испании. Вновь образовавшиеся фронты привели к разорению и опустошению находившихся между ними германских княжеств, и в первую очередь Бранденбурга. Граф Шварценберг советовал курфюрсту срочно заключить с кайзером военное соглашение, но это означало превратить шведов, которые все еще находились на территории марки, в своих врагов. Георг Вильгельм снова попытался избежать какого-то четкого и однозначного решения, однако тем самым добился лишь того, что солдаты всех армий, которые приходили в страну, хозяйничали в ней, как на вражеской территории.
В октябре 1635 г. войска кайзера и саксонцев под командованием курфюрста Саксонии Иоганна Георга I двинулись вниз по Эльбе в направлении Вербена, разорив по пути Магдебург. Шведы вернулись и оттеснили саксонцев снова за Эльбу и Хафель. Шведский генерал Банер захватил переправу через р. Рин у Фербеллина и тем самым создал угрозу Берлину. Георг Вильгельм, не сумев добиться от своих сословий субсидий на создание и содержание армии, не мог и помышлять о каком-либо сопротивлении и потому укрылся в крепости Пейтц под Коттбусом. Район Коттбуса, принадлежавший к владениям курфюршества Бранденбург, находился на территории Саксонии и потому мог считаться относительно безопасным.
В следующем году Георг Вильгельм выступил более решительно на стороне кайзера. Он надеялся с помощью имперских и саксонских войск изгнать шведов не только с территории Бранденбургской марки, но и из Померании. Смерть последнего герцога Померанского ожидалась со дня на день, и Георг Вильгельм намеревался после этого вступить во владение завещанным ему наследством. Однако шведы естественно не собирались уступать ему это герцогство.
Хотя в это время Гогенцоллер, находясь между страхом и надеждой, снова вернул свою резиденцию в Берлин, его авторитет у горожан был невысок, поскольку они постоянно подвергались денежным поборам со стороны обеих враждующих армий. Курфюршеский эдикт от 29 августа 1639 года позволяет судить о том, что в условиях постоянной угрозы жизни люди перестали дорожить своим имуществом и транжирили его как могли. Ханжа-курфюрст напротив считает "в высшей степени необходимым, чтобы каждый вел трезвую и спокойную жизнь и денно и нощно с благоговением и смирением ревностно молил о предотвращении лютых мук... тем самым свидетельствуя о скромности и уважении к нашему присутствию". Георг Вильгельм жаловался на то, что "беспорядочная жизнь, сопровождаемая роскошествами и пьянством, которую ведут его подданные, в особенности простой люд и подмастерья, не только вызывает гнев Господень, ...но порождает зло, выражающееся в беспорядках, драках и даже убийствах, творимых на улицах."
Однако его предостережения не находили отклика. Вот как обобщает свидетель последующие, еще более тяжелые времена: "Тогда много было сожрано, выпито, растрачено в пирах и блуде, тогда можно было увидеть постоялые дворы, рюмочные, винные и пивные погреба, полные народу, который напивался допьяна и до поздней ночи кутил напропалую под звуки барабанов, скрипок, флейт и прочую музыку".
Напрасно спрашивать, как дело могло дойти до этого "кажущегося процветания" перед полным разорением города и его жителей в 1640 г. Члены Тайного Совета Бранденбурга, и прежде всего, канцлер Сигизмунд фон Гетцен, стремились избежать открытого разрыва со шведами. Они справедливо опасались того, что шведы придут в Бранденбургское государство и его столицу как враги. И все же под влиянием Шварценберга Георг Вильгельм, несмотря на свой телесный недуг, согласился в Регенсбурге принять на себя пост имперского генералиссимуса. Затем граф Шварценберг полностью лишил всякой власти Тайный совет, возглавив созданный им самим т.н. "Военный Совет". Он, подобно вражескому генералу, без всякого на то согласия сословий стал собирать налог на содержание вновь набранной Бранденбургской армии. По условиям Пражского мирного договора эта армия должна была, в первую очередь, присягнуть кайзеру и лишь затем курфюрсту.
Тем не менее поход войска, состоявшего главным образом из саксонцев, в Померанию закончился неудачей; во-первых, армия была плохо снаряжена и плохо снабжалась, а во-вторых, кайзер и саксонцы не очень-то стремились отвоевывать эту страну для Бранденбурга. Шведы же в ответ снова вторглись на территорию марки. На это раз Георг Вильгельм не стал менять союзника и остался верен кайзеру. "Пока кайзер остается кайзером, я и мой сын остаемся курфюрстами, поскольку я держу его сторону". Поэтому тактика проволочек и отговорок его сына, остающегося во "вражеских" Нидерландах, несмотря на требования вернуться, превратила недовольство курфюрста в неподдельный гнев.
В октябре 1637 г. в Нидерланды с нарочным был доставлен приказ, составленный в весьма резких выражениях и предписывавший немедленное возвращение принца домой. Это послание, казалось, делало дальнейшие увертки невозможными, но принцу все же удалось склонить своего провожатого к тому, чтобы остаться. Одновременно он отправляет отцу длинное прочувствованное письмо, в котором заверяет его в своей сыновней покорности, просит защиты от злонамеренных клеветников и разрешения остаться в Нидерландах еще на последние полгода, которые, как мы уже упоминали, оказались для него исключительно плодотворными.
В мае 1638 г. после торжественной прощальной церемонии он отправился домой. До Гамбурга он добирался морем, а там принц изыскал возможность заверить шведского дипломата в своей искренней симпатии к его стране. Это было сделано весьма недвусмысленно, и Шварценберг, от которого, разумеется, скрыть такое было невозможно, удостоверился в самых худших своих опасениях. Ведь большая часть населения марки, несмотря на все нарастающий страх перед шведской солдатней, все же симпатизировала своим "братьям по вере", предпочитая их "этим папистам". Поэтому "молодого хозяина" следовало прежде всего лишить возможности гласно заявлять о своих рискованных симпатиях к "врагам рейха".
Вскоре Фридрих Вильгельм встретился с отцом в Шпандау. При этом первом после многолетней разлуки свидании Георг Вильгельм не проявил особой сердечности. Впоследствии сын не раз выражал горькую обиду на то, что отец до самой смерти обращался с ним как с "неродным". Он приписывал это тайным проискам Шварценберга, который, несмотря на то, что болеющий курфюрст с каждым днем становился все более недееспособен, старался держать наследника как можно дальше от государственных дел, видя в нем шведского сторонника. По части управления курпринц мог только осуществлять мало эффективный контроль за доходами с прусских владений.
Недоверие принца к любимцу его отца, которому были отданы на откуп владения общей стоимостью 4< >000< >000 талеров, тогда как государственная казна, да и личное имущество курфюрста катастрофически таяли, было вполне оправданным. Но неоднократно высказываемое подозрение в том, что Шварценберг покушался на его жизнь, лишено каких бы то ни было доказуемых оснований. Когда Фридрих Вильгельм тяжело заболел после банкета, устроенного наместником в честь его прибытия, он считал, что его отравили. Однако на самом деле он заболел тогда корью, — детской болезнью, далеко не безопасной для восемнадцатилетнего юноши.
Едва выздоровев, он в апреле 1638 г. сопровождает отца, для которого условия пребывания в Бранденбурге стали невыносимыми, в Пруссию. (В Берлине же Шварценберг оставался практически безграничным хозяином). По дороге в Кенигсберг оба подхватили тяжелую лихорадку, от которой Фридрих Вильгельм выздоровел только к концу года, отец же не оправился до конца своих дней. Когда из Бранденбурга поступили сообщения о том, что даже собственные солдаты "мрут от голода, как мухи, и повсюду лежат незахороненные трупы", правящий курфюрст не нашел иного совета, как "надеяться на то, что Господь всемогущ и рано или поздно дарует нам долгожданный мир". В этом безнадежном состоянии он, по-видимому, и без наговоров Шварценберга испытывал к своему наследнику глубокое недоверие, подозревая его в стремлении прибрать всю государственную власть к рукам и проводить в жизнь политику дружбы со шведами, что в его глазах было наибольшим злом.
Когда Фридрих Вильгельм пожаловался на такое совершенно необъяснимое отношение к себе со стороны отца Шварценбергу, тот смог, не опасаясь более угрозы для своей власти, выступить в роли сочувствующего друга и надежного защитника правящей династии. Для него было важно избежать открытой ссоры со своим будущим властителем. В письме к курфюрсту в октябре 1639 г. он выразил сожаление по поводу того, что принц выглядит очень печальным, и убеждение в том, что следует устранить причины столь несвойственного юному возрасту состояния.
Здесь мы впервые отмечаем у принца склонность к меланхолии, которая не раз наблюдалась и впоследствии и давала повод для сравнения его с отцом, для которого была характерной аналогичная черта. Этот "вечный неудачник" изображается в прусской летописи болезненным, жалким и постоянно "колеблющимся в это неустойчивое время". Некоторые считали, что нерешительность, склонность к принятию в порыве чувств далеко идущих решений, а затем к ожиданию с унылой покорностью наихудших последствий, была свойственной обоим Гогенцоллерам.
Однако в то время, как курфюрст Георг Вильгельм под конец жизни пассивно наблюдал за страшным опустошением своих земель, Фридрих Вильгельм после удручающих ударов судьбы постоянно собирался с силами для того, чтобы вместе с умелыми помощниками упорным будничным трудом добиваться как можно более полного осуществления своих целей. "Меланхоличному" курпринцу не пришлось долго ждать, пока придет его время: 1 декабря 1640 г. его отец скончался в Кенигсбергской крепости, и он стал курфюрстом.
1В русской историко-литературной традиции принято называть этот род Гогенцоллернами, однако окончание "н" в немецком языке в данном слове лишь указывает на множественное число. — Ф.С.
| На страницу А. Силонова | На страницу Ф. Силонова | Следующий |
