Финансовая политика Питта

Однако провал Питтовской конституционной реформы был более чем компенсирован его триумфом в области финансов. Когда он вошел в правительство, государственный кредит был минимальным, а государственный долг за время войны удвоился; еще большие суммы составляли текущие не выплаченные долги, тогда как доходной части бюджета наносился огромный ущерб контрабандой, превратившей каждый портовый город в гнездо грабителей. На какое-то время рост дефицита бюджета был нейтрализован новыми налогами, но время, которое при этом удалось выиграть, позволило изменить весь облик государственных дел. Первое из финансовых мероприятий Питта было без сомнения ошибочным, но закончилось удачно: он противопоставил контрабанде снижение таможенных сборов, сделавшее ее бесприбыльной. Он воскресил план Уолпола по введению акциза и снизил государственные расходы. В каждый департамент государственной службы направлялись одна за другой комиссии с целью навести там экономию. Быстрое развитие национальной промышленности, о котором мы уже упоминали, вне всякого сомнения способствовало успеху этих мероприятий. Кредит был восстановлен. Контрабандная торговля существенно сократилась. Через два года доход увеличился на миллион фунтов и, несмотря на отмену одного налога за другим, с каждым послаблением налогового бремени продолжал неуклонно расти. Тем временем Питт демонстрировал политическую ценность новой финансовой политики и в более обширных границах.

Ирландия тогда, как и теперь, была одной из главных трудностей Англии. Тираническое и несправедливое управление, от которого страна изнывала со времени битвы при Бойне, принесло свои неминуемые плоды; нищенская страна раздиралась политическими разногласиями, религиозными усобицами и крестьянскими восстаниями. За время Американской войны положение правящей протестантской партии стало столь угрожающим, что она заставила английский парламент отказаться от своего контроля над их парламентом в Дублине. Питт видел, что страдания и нелояльность Ирландии проистекают из ее бедности. Население быстро росло, тогда как культура оставалась на прежнем уровне, а коммерция вымирала. И главной причиной этой бедности были несправедливые законы. Ирландия была скотоводческой страной, но в интересах английских скотоводов импорт ирландского скота в Англию был запрещен. А в целях защиты интересов английских владельцев ткацких прядильных фабрик продукция ирландских мануфактур облагалась очень тяжелыми налогами. Устранение этой несправедливости было первой целью финансовой политики Питта; билль, который он внес на обсуждение в 1785 году, устранил все препятствия для торговли между Англией и Ирландией. Этот шаг, как он полагал, должен был "склеить воедино остатки раздробленной империи" и хотя бы отчасти компенсировать утрату Америки созданием лояльной и процветающей Ирландии. В борьбе, которую он практически в одиночку вел против яростной оппозиции в лице вигов и манчестерских коммерсантов, он протащил этот билль в английском парламенте только для того, чтобы увидеть, как внесенные там поправки обеспечили ему провал в ирландском парламенте.

Но это поражение только подзадорило его на еще более великие усилия в других сферах. Франция уже давно рассматривалась в Англии как естественный враг. Но в 1787 году он заключил с ней экономическое соглашение, позволявшее подданным обеих стран путешествовать через границу и селиться за ней без лицензии или паспорта. Это соглашение покончило с запретами на торговлю с обеих сторон и снизило все налоги на импорт.

Суд над Уорреном Гастингсом

Питт одержал и еще один триумф, которому Индия обязана установлением там формы правления, которая сохранилась неизменной до наших дней. Индийский билль, внесенный им в 1784 году внешне сохранял финансовое и политическое могущество директоров, но в то же время учредил Комитет по Контролю, формируемый из членов Тайного Совета и наделенный правом утверждать или отменять решения этих директоров. Практически однако власть Комитета по Контролю была сконцентрирована в руках тайного бюро из трех избираемых членов Комитета. За этим бюро билль закрепил все наиболее важные административные функции, которые осуществлял его президент. Президент был фактически новым государственным секретарем Индийского Департамента и, таким образом, становился важным членом каждого правительства, ответственным за свои действия, как и прочие министры, перед парламентом. Поэтому администрация Индии превращалась в один из элементов общей системы английского правительства, а тайное бюро снабжало премьер-министра сведениями и помогала ему опытом, которого ему могло недоставать.

Тем временем в английском народе росло новое недовольство по поводу отношения Англии к ее главной колонии. Споры о различных планах Индийской администрации породили чувство национальной ответственности за хорошее управление и твердую решимость обеспечить бедноте Индии такие же гарантии против несправедливости и злоупотреблений, которыми располагали бедняки Англии. Эта решимость проявилась в суде над Уорреном Гастингсом. Он вернулся из Индии в конце войны, ожидая столь же великих наград за свою деятельность там, каких был удостоен Клайв. Ведь он сохранил и умножил все то, что было достигнуто Клайвом, и заложил основы огромной империи на востоке; он проявил редкий талант, сочетающий властность администратора, дар предвидения, мужество и умеренность, словом, все те качества, которые отличают прирожденного правителя. Но мудрость и слава его правления не могли скрыть его страшной жестокости. Он был обвинен в том, что за крупные взятки использовал британские войска для разгрома свободных племен Рохиллас, что посредством пыток и голода вымогал полмиллиона фунтов у принцессы Уд. Ему вменялось также в вину, что он укрепил власть над своими владениями посредством таких беззаконных мер, как убийства тех, кто, опираясь на английские законы, пытался ему противостоять. Почти по всем этим обвинениям трезвое суждение в процессе более поздних расследований оправдало Уоррена Гастингса. Не было сомнений в том, что он сделал очень много для обеспечения справедливого и мирного правления новым подданным Британии. А проявленную им безжалостную жестокость, можно объяснить тем, что такова была система администрации Индии, существовавшая там до него; он застал ее уже в готовом виде. Но такая система была чужда новому, более гуманному поколению англичан, и мало кто осмелился оправдывать Гастингса, когда Бурк в своей страстной и убежденной речи потребовал его импичмента. Высокий суд медлил в течение нескольких лет и в конце концов оправдал Гастингса. Но конечная цель, с которой было возбуждено требование импичмента, была достигнута: внимание и симпатии англичан были привлечены к людям другой, непохожей на них заморской расы,; и крестьяне Корнуолла или Кумберленда научились сострадать крестьянам Индии.

Работорговля

Судебный процесс еще не был закончен, когда чувство симпатии и сострадания англичан распространилось и на другую сферу. В год установления свободной торговли с Францией новая филантропия объединилась с религиозным движением, основанным братьями Уэсли, в протесте против работорговли. Одним из преимуществ, обеспеченных Англии победами Мальборо, было право на монопольную торговлю рабами из Африки в испанских колониях. Именно Англия насаждала рабство в своих американских колониях и на принадлежащих ей островах Вест-Индии. Но беззаконие и ужасы этого рода торговли, разорение и деградация, которые она несла Африке, само по себе угнетение негров, -- все это стало глубоко возмущать все более широкие слои населения.

"После беседы с Питтом на открытом воздухе у корней старого дерева, на самом краю крутого обрыва в долину Кестона", его друг Вильям Уильберфорс, чье положение как представителя евангелической партии придавало особый вес его ходатайству, решил в 1788 году внести билль о запрете работорговли. Однако этот билль встретил яростное сопротивление ливерпульских работорговцев при полном равнодушии палаты общин. Дух гуманизма, которым была пронизана, которым дышала вся политика Питта, был обречен на борьбу с колоссальными трудностями как у себя дома, так и за рубежом. Его усилия, направленные на преодоление вражды между нациями путем более свободного общения, наткнулись на врага, может быть даже более опасного, чем английские предрассудки: они нашли его в том самом движении, частью которого являлись его проекты. За Ла-Маншем это движение перерастало в революцию, которой было суждено изменить лицо всего мира.

Англия и Европа

Что касается Англии, то пуританское сопротивление семнадцатого столетия поставило заслон на пути общей тенденции того времени, -- тенденции политического и религиозного деспотизма. Со времен Революции 1688 года практически здесь были установлены свобода совести и право народа участвовать в управлении государством через своих представителей в парламенте. Основы социального равенства были заложены еще раньше. Каждый человек от самых верхов и до самых низов подчинялся одному и тому же закону и защищался им одинаково. Английская аристократия, хотя и обладала мощным влиянием на правительство, но имела очень мало социальных привилегий, и не могла стать отдельным изолированным классом нации, так как этому препятствовала легальная и социальная традиция, которая, за исключением старшего сына знатного рода, всех остальных зачисляла в "комоннеры", т.е. уравнивала в правах с незнатными людьми. Не существовало никакой непреодолимой черты, отделяющей джентри от торговых кругов, так же, как и те и другие не имели никаких привилегий, которые могли бы отделить их от низших слоев общества. Общественное мнение, здравый смысл образованного англичанина, -- вот, что после непродолжительной борьбы стало преобладающим элементом в британском парламенте. Но во всех остальных крупных государствах Европы в результате религиозных войн свобода оставалась только словом. Правительства стремились к чистому деспотизму. В религии, в политике, в общественной жизни, везде существовали привилегии. Само общество покоилось на резком разделении одних классов от других, и такое разделение лишало большую часть народа какого бы то ни было равноправия перед законом или в производственных отношениях. Мы уже наблюдали, насколько такая концепция общественной жизни нации была чужда идеям, которые благодаря интеллектуальному подъему XVIII века широко распространились по всей Европе. Почти в каждой стране просвещенные правители отваживались на административные реформы, которые в известной степени подсказывало им чувство неудовлетворенности существующим порядком вещей. Попытки таких суверенов, как Фридрих Великий в Пруссии, Иосиф II в Австрии и Нидерландах чередовались с усилиями таких министров, как Тюрго во Франции. Именно во Франции контраст между положением в обществе и новыми идеями общественного права ощущался наиболее остро. Нигде победа короны не была более полной. Аристократия была отстранена от какого бы то ни было участия в общественных делах; она наслаждалась социальными привилегиями и полным освобождением от вклада в общественные расходы, будучи полностью лишена того чувства ответственности, которым правящий класс хоть в какой-то степени, но должен обладать всегда. Гильдии и монополии сковывали торговлю и промышленность, отрезая промышленников и купечество от рабочих классов в той же степени, в какой значение, придаваемое знатности рода, отрезало их всех от аристократии.

Положение дел во Франции

По своему политическому устройству Франция мало чем отличалась от остальных стран континентальной Европы, но в экономическом и социальном отношении превосходила их. Это превосходство выражалось и в более высоком национальном доходе, и в более справедливом его распределении, в лучшей организации судебной системы и в большей сохранности общественного порядка. К тому же население Франции не столь жестоко притеснялось правительством. Ее крестьянство, которое могло показаться бедным англичанину, было много богаче крестьян Германии или Испании. А средний класс был самым удачливым в делах и самым образованным в Европе. При Людовике XV практически была достигнута свобода мнений. Это привело к мощному расцвету целой плеяды литераторов, посвятивших себя популяризации идей социальной и политической справедливости и делавших это с изумительным блеском и энергией. Надо сказать, что идеи эти они восприняли от английских писателей, а если говорить о Вольтере и Монтескье, -- почерпнули их из личного знакомства с жизнью Англии. Этические концепции времени (гуманизм, чувство человеческого братства, ненависть к угнетению, сострадание к падшим и бедным, стремление к более высокому и достойному образу жизни) -- были выражены многими авторами, прежде всего Руссо, с таким жаром и красноречием, что глубоко затронули народные сердца. Но эти прекрасные идеи пришли в грубое столкновение с реальной действительностью и оказались скованы существующими социальными формами. Философ осуждал тиранию духовенства; крестьянин роптал на право помещика судить его и заставлять нести феодальную повинность; купечество было раздражено торговыми ограничениями и тяжелыми налогами; мелкопоместные дворяне протестовали против исключения их из общественной жизни и отстранения от управления государством.

Их бессилие изменить что-либо у себя дома обратило эту новую энергию в поддержку борьбы против тирании за рубежом. Общественное мнение побудило Францию поддержать Америку в ее борьбе за свободу; французские добровольцы во главе с маркизом де Лафайетом сражались в армии Вашингтона. Но, хотя Американская война способствовала широкому распространению идеи свободы в народе, она же поставила французское правительство в весьма затруднительное финансовое положение, из которого оно могло выбраться только при широкой народной поддержке. И вот Людовик XVI решил созвать Генеральные Штаты, которые не собирались со времени Ришелье, и обратиться к знати с призывом отказаться от льгот, освобождающих ее представителей от налогов. Этим решением были внезапно открыты шлюзы для стремлений и замыслов, уже давно бурливших в народе, и едва в мае 1789 года Генеральные Штаты собрались в Версале, сразу же система деспотизма и привилегий начала рушиться. Восстание в Париже, закончившееся разрушением Бастилии, было воспринято как знак наступления новой эры -- эры конституционной свободы не только во Франции, но и во всей Европе. Даже в Англии люди были охвачены странной радостью при этом известии. "Да это же величайшее событие за всю мировую историю! -- вскричал Фокс в порыве энтузиазма, -- и притом лучшее!".

Питт и Россия

Пробуждение во Франции чувства свободы, которое было давно уже знакомо англичанам, было встречено Питтом довольно холодно и не вызвало у него ни восторга, ни особых опасений. В этот момент его внимание было привлечено внезапным приступом безумия, постигшим короля в 1788 году, и претензией на регентство, тут же заявленной принцем Уэльсским. Принц принадлежал к партии вигов, и Фокс, который в это время путешествовал по Италии, поспешил домой, чтобы поддержать его претензии, так как рассчитывал при этом на свое возвращение во власть. Питт с успехом воспротивился этому, ссылаясь на конституционное право парламента не только назначать в таких случаях регента, но и ограничивать его власть такими рамками, какие парламент сочтет целесообразными. Обсуждение законопроекта, наделявшего принца регентскими полномочиями на этих условиях, уже подходило к концу, когда выздоровление короля положило конец этим спорам.

Однако внимание Питта занимали и международные проблемы. Россия при императрице Екатерине II стала великой европейской державой. У этой императрицы созрела решимость во-первых, аннексировать Польшу, а во-вторых, изгнать турок из Европы и учредить российский трон в Константинополе. В осуществлении первой цели ей помешал Фридрих Великий. Она уже утвердила себя фактической хозяйкой всей Польши, ее армии оккупировали королевство, и она посадила на его трон своего ставленника, когда Фридрих в союзе с императором Иосифом II заставил ее потесниться и уступить часть польских земель Пруссии и Австрии.

Если раздел Польши в 1773 году отодвинул западную границу России к верховьям Двины и Днепра, то Марии-Терезии досталась Галиция, а Фридриху -- Западная Пруссия.

Не добившись полностью первой из своих целей, Екатерина выжидала момент для осуществления второй. Такой момент, казалось, настал, когда союз между двумя германскими державами распался из-за того, что Пруссия воспротивилась планам Иосифа аннексировать Баварию, тем более, что последовавшая смерть Фридриха устранила самого бдительного соперника Екатерины. И вот, в 1778 году она и Иосиф решили объединить свои усилия для раздела Турецкой империи. Но Пруссия по-прежнему не дремала, да и Англию уже не сковывала больше война с Америкой, как это было в 1773 году. Дружба между этими двумя государствами, налаженная в свое время Чэтэмом, но пошатнувшаяся благодаря предательству Бута и чуть было не распавшаяся во время образования Северной Лиги нейтральных держав, была восстановлена Питтом, который наладил взаимодействие с преемником Фридриха в реставрации голландского штатгальтера. Теперь же, в 1789 году политический вес этой дружбы с очевидностью проявился в деле сохранения Турецкой империи.

Назревало великое европейское противостояние, в котором важнейшее значение приобретала позиция Франции. Однако заключение договора между тремя державами сняло напряжение, а весной 1790 года Иосиф умер от разрыва сердца, убедившись в том, что рухнули все его планы, и что Нидерланды, восстав, примкнули к его оппонентам. Это практически обусловило отказ Австрии от войны с турками.

Питт и Франция

Тем временем события разворачивались очень стремительно. Положив конец раздельному функционированию своих региональных филиалов, Генеральные штаты стали единой национальной ассамблеей, упразднившей привилегии провинциальных парламентов, знати и церкви. В октябре толпа парижан ворвалась в Версаль и заставила короля вернуться в столицу и подписать состряпанную наспех конституцию. Тем самым был положен конец прежней деспотической власти монарха. Питт был склонен расценивать эти волнения и беспорядки, приведшие к столь значительным переменам, как преходящее явление. В январе 1790 года он все еще верил, что "эти конвульсии во Франции рано или поздно завершатся установлением гармонии и должного порядка, и, добившись свободы, Франция станет одной из самых выдающихся стран Европы". Однако спокойствие и доброжелательность Питта по отношению к Революции разделялись далеко не всеми англичанами. Осторожность и здравый смысл, присущие большей части нации, любовь к порядку и законности, отвращение к насильственным переменам и абстрактным теориям, равно как и приверженность англичан к традициям прошлого очень скоро вылились в неприязнь к тем переменам, которые происходили по ту сторону Ла-Манша. И надо сказать, такое политическое предубеждение нации во многом формировалось благодаря предостережениям Эдмунда Бурка. Падение Бастилии, встреченное Фоксом с энтузиазмом, вызвало у Бурка только отвращение. "Когда свобода отделена от закона, -- написал он спустя несколько недель, -- не поздоровится ни той ни другому".

Ночь на 4 августа, когда были отменены привилегии всех классов, наполнила его ужасом. Он увидел в этом (и он был прав!) критический момент, обнаруживший истинный характер этой революции и сразу же определил свою позицию. В январе, когда Питт предсказал новой французской конституции славное будущее, Бурк разразился следующей тирадой: "французы показали себя величайшими разрушителями в истории человечества. За короткое время они развалили свою армию, свой флот, свою коммерцию, свое искусство и свою промышленность". Но в парламенте Бурк оставался в одиночестве. Виги солидаризировались с Фоксом в его одобрительном отношении к революции; тори, отнесшиеся к ней с подозрением, все же последовали за Питтом, который выразил симпатии к конституционному правительству Франции. В тот момент революционная партия Франции и в самом деле демонстрировала дружественную позицию по отношению к Англии.

В это время в Калифорнии испанцы, недовольные тем, что Нутка-Саунд заселяется английскими эмигрантами, обратились за помощью к Франции, ссылаясь на "Семейный Компакт". Французское правительство, считая, что революция зашла слишком далеко, и что наилучший способ положить ей конец и восстановить власть короны это -- война, приняло было соответствующее решение. Но революционная партия естественно воспротивилась этому, и после ожесточенной борьбы король был лишен права объявлять войну без санкции на то ассамблеи. Тем самым опасность возникновения вражды была устранена. "Французское правительство, заверил Питт, -- было склонено к развитию безграничной дружбы с Великобританией". Он со своей стороны не видел в жизни Франции ничего, что могло бы помешать Британии вернуть себе дружбу этой страны. Он был убежден в том, что совместные действия Англии и Франции могут обеспечить справедливый мир и спокойствие в Восточной Европе. Однако на первых порах его вмешательству помешала попытка Пруссии отторгнуть у Польши Данциг и Торн. И, хотя Россия все еще упорно теснила Турцию, война в защиту последней была настолько непопулярна в Англии, что Питт был вынужден прервать свои военные приготовления. Тем временем новый союз России, Австрии и Пруссии был направлен на прекращение борьбы с Турцией и на новый раздел Польши.