Уния

Наконец тлеющие угли недовольства вспыхнули пламенем восстания. Паника, вызванная попыткой вторжения французов во главе с Хоше в 1792 г., породила взрыв жестокости и насилия, превративших Ирландию в ад. Королевские солдаты и территориальная конница прошлись по всей стране в карательных маршах против "кроппи", как презрительно они называли ирландских крестьян за их короткую стрижку, грабя, насилуя и убивая. Эта жестокость поощрялась и санкционировалась землевладельцами, которые провели в ирландском парламенте закон об освобождении от уголовной ответственности за эти преступления, а на будущее защитили себя законом о мятежах. Тем временем "Объединенные Ирландцы" деятельно готовились к вооруженному восстанию, которое пришлось отложить отчасти из-за провала французской экспедиции, на которую они рассчитывали, но главным образом, из-за поражения голландского флота под Кэмпердауном. Но когда наконец в 1798 г. мятеж все же вспыхнул, он сопровождался проявлениями ответной жестокости. Лоялисты подвергались преследованиям, арестам и пыткам; каждый захваченный солдат убивался без всякой пощады. Однако едва количество повстанцев достигло 14 тысяч человек, их лагерь на холме Винегар Хилл подвергся нападению английских войск и мятеж был столь же жестоко подавлен. Это было весьма своевременно, так как всего через несколько недель 900 французских солдат во главе с Умбертом высадились в Майо и нанесли поражение втрое превосходящим силам англичан в битве при Каслбаре. Однако, когда вице-король лорд Корнуоллис выступил против интервентов с 30-тысячной армией, французы были вынуждены капитулировать. Отвращение Питта к зверствам фанатичных ирландских протестантов разделялось лордом Корнуоллисом, стремившимся не допустить репрессалий со стороны его солдат. Отвратительная жестокость оранжистов наполнила его решимостью положить конец фарсу т. н. "независимости", который оставил Ирландию беспомощной в руках доморощенных тиранов. Политическая необходимость союза двух островов стала очевидной каждому английскому политику вследствие позиции, занятой ирландским парламентом по вопросу о регентстве; в то время, как Англия отклонила претензии принца Уэльсского на регентство как на его естественное право, Ирландия признала их. Поскольку единственным, что объединяло два народа, было подчинение их одному правителю, такое решение предположительно могло закончиться полным отделением Ирландии. Поэтому чувство опасности обеспечило в Англии поддержку предложению Питта объединить два парламента в один. Оппозиция со стороны ирландских бургомонгеров (торговцев мандатами в гнилых местечках), была естественно весьма энергичной и упорной, но с ними дело упиралось только в деньги; их согласие было куплено за миллион фунтов и закреплено либеральным распределением пенсий и пэрства. Какой бы подлой и бесстыдной ни была эта сделка, она была единственным средством для Питта добиться прохождением билля об Унии в парламенте. Когда в 1800 году это дело было улажено, сто ирландских депутатов стали заседать в палате общин в Вестминстере, а в палате лордов Ирландию представляли 28 светских и 4 духовных пэра, избираемых в каждый новый парламент. Торговля между двумя странами освободилась от ограничений, и все торговые привилегии, положенные одной из них, стали достоянием другой, а налогообложение было пропорционально распределено между двумя народами.

Питт и пэрство

Щедрая раздача пэрских титулов, составившая часть платы за Унию с Ирландией, привела к фактическому изменению нашей конституции. Трудно назвать какой-либо государственный орган, число членов которого варьировало бы в той же степени, что и палата лордов. К концу Войны Роз осталось всего 52 светских лорда; при Елизавете число их не превышало 60, но Стюарты, которые не скупились на титулы, довели его до 176. При первых двух Георгах оно не менялось, и, как мы уже отмечали, только твердое противодействие Уолпола помешало лорду Стэнхоупу ограничить пэрство этим уровнем. Какой бы вредной ни была такая мера, она во всяком случае помешала бы Георгу III расточительствовать в раздаче этих титулов. А он в ранние годы своего правления рассчитывал с помощью новоиспеченных лордов свалить неугодное ему правительство. Но то, что в руках короля было просто средством коррупции, для Питта стало установкой на достижение более тесной связи между пэрством и имущими классами. Этим он рассчитывал сделать корону независимой от комбинаций между людьми, заседавшими тогда в палате лордов. Относясь с пренебрежением к наследственным титулам, он раздавал их так щедро, как никто из его предшественников. За первые 5 лет своего правления он произвел в пэры 48 человек, а за следующие два года еще тридцать пять. К 1801 году пэрство, ставшее платой за Унию Ирландии с Англией, довело количество его креатур до ста сорока. Его преемники так усердно следовали его примеру, что к концу царствования Георга III число пэров стало вдвое больше, чем при его вступлении на трон. Изменился и характер палаты лордов в целом. Прежде это была немногочисленная ассамблея крупных вельмож, объединяемая семейными или партийными связями в определенную машину государственной власти. Отныне она стала оплотом крупных собственников, обладателей больших имений или больших капиталов, сформировавшихся вследствие мощного роста богатства и благосостояния Англии. Впервые в нашей истории она стала ярко выраженным консервативным элементом нашей конституции. Полный смысл планов Питта по ее изменению еще не был до конца раскрыт, но уже обозначились его первые результаты. Увеличение числа пэров, хотя и произведенное в соответствии с волей короля, на самом деле практически освободило палату от влияния, которое корона рассчитывала приобрести, создавая новых пэров. Поскольку власть короны находилась в руках палаты общин, эти изменения существенно затруднили согласование свободных действий лордов с постоянно заседающим правительством. В то же время увеличение количества членов палаты лордов сделало ее более ответственной перед общественным мнением в тех случаях, когда оно четко выражено. С другой стороны, политический такт, присущий аристократическим ассамблеям, до сих пор предотвращал переход столкновений с нижней палатой в непримиримые ссоры.

Эмансипация католиков

Но объединение законодательной власти двух стран было не только частью запланированного Питтом умиротворения Ирландии. Заключение такого союза открывало перспективу его помыслам о свободной торговле между двумя странами -- помыслам, которые всего несколько лет назад потерпели крах; ведь, несмотря на нехватку капитала и социальные потрясения, торговля, овцеводство и производство шерсти в Ирландии с тех пор все же неуклонно развивались и росли. Теперь же привлечение Ирландии к законодательному единству с Англией повлекло за собой пересмотр ее деспотических законов и оздоровление ее администрации. Налоги были снижены, и наметилось какое-то подобие учета общественного мнения. Но по мнению Питта, главным средством примирения должно было стать установление религиозного равенства. Предлагая Унию английскому парламенту, он подчеркивал, что если при этом будет устранено неравноправие католиков в объединенном государстве, то можно будет не опасаться их засилья в Ирландии. Он предположил, что в таком случае "достойное и уважаемое положение католического духовенства" станет гарантией его лояльности; эти его слова укрепили надежду на "католическую эмансипацию", т.е. на устранение остатков гражданского неравноправия католиков, которое в самой Ирландии поддерживалось до сих пор вице-королем лордом Каслри как средство нейтрализовать их сопротивление образованию Унии. Обе стороны пришли к согласию, что их противостояние приведет к провалу проекта объединения. Однако никакого противодействия со стороны католиков не последовало. После того, как билль прошел, Питт подготовил правительству предложения, реализация которых предоставила бы католикам полное равноправие. Он предложил упразднить все религиозные тесты, ограничивающие допущение в парламент, или предоставление должностей в магистратах, на военной или государственной службе. Вместо Сакраментального Теста предлагалась присяга в преданности и верности конституции, тогда как лояльность и католического, и диссентерского духовенства обеспечивалась предоставлением им определенных гарантий со стороны государства. Для подчинения епископальной церкви были приняты дополнительные меры по укреплению ее дисциплины и повышению стипендий наиболее бедным ее священникам. Облегчение десятины должно было устранить постоянный источник ссор в Ирландии между протестантским духовенством и ирландским народом. Этот план был слишком всеобъемлющим и имел слишком большое государственное значение, чтобы кабинет мог принять его сразу без обсуждения. Пока шло обсуждение, канцлер лорд Лавборо выдал этот план Георгу III. "Я посчитаю моим личным врагом каждого, -- вскричал рассерженный король Дандесу, -- кто предложит мне такое!". Питт в ответ на этот взрыв негодования сам представил весь свой план на усмотрение короля. "Политические обстоятельства, породившие эти дискриминационные законы, -- написал он, -- возникли из вражды конфликтующих между собой и почти уравновешивающих друг друга сект; из опасения папистской королевы в отношении своих преемников; из споров о наследовании престола, на который претендовали иностранцы в условиях раскола Европы на католический и протестантский военные союзы. Все это не является актуальным в настоящее время." Но Георг III оставался глух к аргументами. Вопреки четко выраженному мнению юристов, с которыми он консультировался, король считал себя связанным клятвой, данной им во время коронации и предусматривающей соблюдение дискриминационных тестов. В этом его фанатизм разделяло большинство народа, столь же недоверчиво и враждебно относившееся к католикам вообще и к ирландцам в частности. Упрямство короля имело еще одну причину: он ясно понимал, что его отказ приведет к желательной для него отставке Питта. И в самом деле, в феврале 1801 года, т.е. менее, чем через месяц после заключения Люневилльского мира, Питт подал в отставку. Его место занял спикер палаты общин мистер Аддингтон, человек слабый, ограниченный и столь же фанатичный, как и сам король. О лорде Хоксбери, заменившем лорда Гренвиля на посту министра иностранных дел, за пределами палаты общин вообще ничего не было известно.

Правительство Аддингтона

Англию, оказавшуюся под руководством таких людей в такое время, когда каждый час приносил вести одна мрачней другой, охватила тревога. Недород хлеба грозил обернуться голодом. Налоги росли, но несмотря на это, государство прибегало ко все большим займам. Кроме того, страна лишилась союзников и осталась в полном одиночестве, так как Люневилльский мир обеспечил Франции безопасность на континенте. Но очень скоро стало ясно, что мир этот был только первым шагом в новой политике первого консула; все чего он добивался, это -- освободить себе руки для решающей схватки с Англией и покончить с ней как с мировой державой и центром благоденствия. Ведь в то время Англия была главным движителем европейской торговли и мастерской для европейских производителей. В то время, как ее станки и паровые машины обеспечили ей почти полную монополию на промышленное производство, торговые перевозки французских и голландских товаров по морю также осуществлялись под британским флагом. Завоеванные в ходе войны новые земли для ее колонистов отдали в руки британцев всю мировую торговлю колониальными товарами.

Целью Бонапарта в его грандиозном проекте "Континентальной системы" был подрыв британской торговли путем закрытия всех европейских портов для английских кораблей. Созданием Лиги Северных Держав он рассчитывал вырвать из рук Британии господство на море. В эту лигу вошли прежде всего Дания и Швеция, которые еще во время Американской войны заняли позицию вооруженного нейтралитета. Теперь они были возмущены твердым решением Англии отстаивать свое право на обыск судов нейтральных держав и посчитали это по сути объявлением войны. К этой лиге собиралась примкнуть и Пруссия. С другой стороны Российский император Павел усматривал в Британии главное препятствие на пути осуществления его замыслов против Турции. Предлогом для разрыва с Англией, который готовил Павел, стал конфликт из-за Мальты. В свое время этот остров был отобран у рыцарского ордена Св. Иоанна Наполеоном по пути в Египет. С тех пор англичане блокировали этот остров, который Павел считал своим владением на том основании, что он был избран магистром ордена иоаннитов. Было ясно, что как только весна откроет Балтику для судоходства, флоты России, Швеции и Дании начнут действовать заодно с флотами Франции и Испании.

План Бонапарта был очень хорошо продуман и тем не менее он потерпел крах. В апреле британский флот появился у Копенгагена и после отчаянного сражения подавил береговые батареи датчан захватил шесть их кораблей и принудил их к миру. Это позволило британскому флоту войти в Балтику, а со смертью царя распалась и вся Северная коалиция. В июне между Англией и Россией была заключена конвенция, уладившая спорные вопросы о праве досмотра судов и о военной контрабанде. Вскоре к этой конвенции примкнули Швеция и Дания.

Между тем одновременно с атакой на Копенгаген был нанесен столь же сокрушительный удар по планам Бонапарта на Востоке. Капитуляция Мальты сделала Англию полной хозяйкой в Средиземноморье и позволила ей снова вернуться к Египту. Пятнадцатитысячный корпус англичан под командой генерала Аберкромби высадился в Абукирском заливе. Французские войска, покинутые там Бонапартом, быстро были собраны в единый кулак, и 21 марта 1801 года их генерал атаковал английский корпус. После ожесточенного сражения, в котором генерал Аберкромби был смертельно ранен, французы, понеся большие потери, отступили, а к концу июня остатки их армии в количестве 13 тысяч человек были вынуждены капитулировать. Владычеству французов в Египте был положен конец.

Мир в Амьене

Обе стороны в этой борьбе гигантов нуждались в передышке и были заинтересованы в мире. Когда Бонапарт начал переговоры о нем, главной его целью был выигрыш времени для мобилизации всех сил и ресурсов Франции с тем, чтобы возобновить борьбу с большими шансами на успех, и все же его предложения были незамедлительно приняты английским правительством. Условия Амьенского мира, заключенного в марте 1802 года, были несложными, ибо Англия не предъявляла претензий на вмешательство в европейские дела. Франция обещала уйти из Южной Италии и предоставить самостоятельность тем республикам, которые она создала на своих границах в Голландии, Швейцарии и Пьемонте. Англия признала французское правительство, возвратила завоеванные в последние годы колонии, за исключением Цейлона и Тринидада, признала Ионийские острова самостоятельной республикой и обязалась возвратить остров Мальту рыцарскому ордену Св. Иоанна.

Прекращение войны вызвало в Англии всеобщее чувство облегчения, и новый французский посол был встречен на улицах Лондона с ликованием. Однако трезвые наблюдатели понимали, что характер первого консула сулит опасность. Какие бы ошибки ни допускали французские революционеры, они, даже покушаясь на независимость соседних стран, мотивировали свои действия благородным стремлением освободить народы от тирании их правителей. Целью же Бонапарта были именно завоевания. Он твердо решил стать властелином западного мира, и никакие соображения о народной свободе или правах наций, никакое сочувствие к народным страданиям не замутняли этой решимости. И в его распоряжении оказались огромные средства для достижения этих целей. Правда, политическая жизнь Революции была подавлена его военным деспотизмом, однако новая социальная энергия, возникшая в результате отмены привилегий знати и духовенства и создания на обломках этих классов среднего класса торговцев и промышленников, по-прежнему била ключом. Приглушив раздоры, разрывавшие Францию, мудрой политикой восстановления церкви как религиозной силы и возвращением многих изгнанников из ссылки, наладив экономное и эффективное управление и используя централизованную систему, унаследованную Революцией от монархии, а им от Революции, первый консул искусно обратил эту социальную энергию на службу своим деспотическим целям. Крушение тех блестящих надежд, которые многие возлагали на Революцию, страстное стремление нации к общественному порядку, милитаристский угар и импульсы новой славы, сообщенные блестящими победами, которые Франция одерживала на полях сражений, и сделали тиранию возможной. В руках же Бонапарта эта тирания стала всеобъемлющей в результате усилий тайной полиции, подавления свободы прессы и вообще свободы мнений, но прежде всего, в силу железной воли и исключительных административных и полководческих качеств самого первого консула. Утвердив себя на эту должность пожизненно, он обезопасил себе безопасность дома и теперь отдал все свои силы внешней агрессии. Обязательства, данные им в Амьене, были отброшены. Республики, созданные им вдоль границ Франции, были поставлены в прямую зависимость от его воли. Пьемонт и Парма были аннексированы Францией. Ее армия оккупировала Швейцарию, а ответом на робкие протесты Англии было категорическое требование высылки из ее пределов всех французских эмигрантов, живших здесь со времен Революции, а также немедленного освобождения Мальты, которая все еще оставалась в руках англичан, опасавшихся нового захвата острова французами. Стало ясным, что новое столкновение неизбежно. Во французских портах сосредотачивались огромные вооруженные силы. Наблюдалась возросшая активность и в испанских портах. В 1803 году Британское правительство предупредило нападение Бонапарта объявлением Франции войны.

Трафальгар

Это только подхлестнуло Наполеона в его решимости атаковать врага в его собственном доме. Трудности на своем пути он с презрением игнорировал. "Пятнадцать миллионов людей, -- говорил он, имея в виду соотношение населения Англии и Франции, -- не могут противостоять сорока миллионам." Готовилось вторжение в Англию в невиданном масштабе. В Булони был создан лагерь для ста тысяч солдат. Происходил сбор множества плоскодонных судов для переброски этой армии через Пролив.

Угроза нации привела к отставке правительства Аддингтона и возвращению во власть Питта. Но его здоровье было подорвано, и весь его изможденный и подавленный вид говорил о том, что смерть подкралась к нему совсем близко. Однако он и при смерти внушал нации прежнее доверие. Питт стремился к тому, чтобы правительство представляло все национальные силы и предложил включить в него Фокса и ведущих вигов, но этому помешало слепое упрямство короля, вычеркнувшего Фокса из списка. Лорд Гренвиль и Уиндхэм отказались войти в кабинет без Фокса, а через некоторое время был лишен поста и самый талантливый сторонник Питта Дандес. Но и оставшись почти в полном одиночестве, Питт встретил все трудности и опасность момента с прежним мужеством.

Вторжение казалось неизбежным. Бонапарт, принявший к этому времени титул императора Наполеона, появился в Булонском лагере и торопил приготовления. "Добейтесь господства над проливом всего на четыре часа, -- потребовал он, как сообщали агенты, -- и мы станем хозяевами над всем миром". Мастерски составленный план предполагал сосредоточение всех французских военно-морских сил в Ла-Манше в то время, как английский флот был разделен на несколько эскадр, находившихся в разных уголках мира. Однако на первых порах этот план пришлось отложить из-за смерти адмирала, назначенного для его исполнения. Но союз с Испанией предоставил в распоряжение Наполеона весь флот этой державы, и в 1805 году он составил новый план: объединенный флот Франции и Испании сокрушает английскую эскадру, блокирующую французские порты прежде, чем удаленные от Пролива силы Британии придут ей на помощь, и обеспечивает армии вторжения беспрепятственную высадку на английском побережье.

Триста тысяч добровольцев, собранных в Англии для отражения угрозы, конечно же, не представили бы серьезной помехи для ветеранов Великой Армии, если бы ей удалось переправиться через Пролив. Но Питт уже нашел для французов работу в другом месте. Континентальные державы были серьезно встревожены аннексией Наполеоном Генуи, и субсидии, выделенные Питтом, устранили последние препятствия на пути создания антинаполеоновской лиги. Россия, Австрия, и Швеция объединились в союз, целью которого было вырвать из рук французского императора Италию и Нидерланды.

Тем временем Наполеон напрасно маневрировал вдоль берегов в надежде улучить момент для осуществления своего грандиозного плана и переброски своей огромной армии через Пролив. Французский адмирал Вильнев, объединив испанский флот со своим, увлек Нельсона ложным маневром в сторону Вест-Индии, а затем, внезапно вернувшись в Кадис, поспешил на соединение с французской эскадрой в Брест, где рассчитывал разгромить английский флот, остававшийся в Ла-Манше. Но неотступно следовавший за ним Нельсон настиг его до завершения этого маневра и 21 октября 1805 года оба флота сошлись у мыса Трафальгар.

"Англия ожидает от вас, что каждый выполнит свой долг", -- гласил знаменитый сигнал Нельсона. И, хотя сам он погиб в час победы, двадцать французских кораблей спустили свой флаг прежде, чем закончился день. "Англию спасло ее мужество, -- сказал Питт, -- она же своим примером спасла Европу."

Но еще до поражения при Трафальгаре Наполеон отказался от плана вторжения в Англию, так как был вынужден обратиться против коалиции, созданной у него в тылу усилиями Питта. Повернув свои силы к Дунаю, император разгромил австрийцев под Ульмом и заставил их капитулировать за три часа до того, как был разгромлен его флот. От Ульма он проследовал к Вене и сокрушил Австро-Российскую армию под Аустерлицем. "Аустерлиц, -- как записал в своем дневнике Уильберфорс, -- убил Питта". Несмотря на всего лишь сорокасемилетний возраст великого министра, его безжизненный голос и изможденное лицо говорили, что смерть рядом, и удар, нанесенный его надеждам на коалицию, оказался для него роковым. "Сверните эту карту, -- сказал он, указывая на карту Европы, -- она не потребуется в ближайшие десять лет". Вскоре он потерял сознание и очнулся только один раз, когда те, кто находились возле него, склонившись, услышали его предсмертный шепот: "Моя страна! Как я покину мою страну!" 23 января 1806 года он испустил дух и был похоронен в Вестминстерском аббатстве в гробнице Чэтэма. "Какая еще могила, -- воскликнул лорд Уэлсли, -- хранит таких сына и отца! Какая гробница вместит останки такого человеческого совершенства и такой славы!"